ALICE COOPER

Веселье – сущность Элиса Купера, хотя эта странная, всклокоченная фигура, определенно не шутит. Элис очень искренняя супер звезда. Сейчас он популярен по всей Америке – быть может самая успешная американская рок-н-ролльная группа и определенно самая не похожая. Он совершенно не отвечает обманчивой, неудовлетворительной политики штатовского рока. Элис – мерзкий, грязный, бросающий в дрожь, тошнотворный, сексуально безумный, кара и угроза для мозгов средневозрастной Америки. И кроме всего прочего – он замечательный человек!

Гринвич, штат Коннектикут – это самая богатая община на душу американского населения. Когда вы едете по густо засаженным деревьями дорожкам, которые спускаются и извиваются вокруг города, вы могли бы с таким же успехом оказаться в каком-нибудь богатом уголке Суссекса. Невероятные дома выглядывают из-за деревьев, и даже почтовые ящики сделаны с любовью. Дом Элиса сразу за углом от домов Бетти Девис и Джека Уорнера (который не любит Купера), которые живут напротив.

В темном коридоре прячется последние приобретение Элиса, оплаканный электрический стул, и рядом со скелетом автомата для игры в пинтбол, слева, взгляд ловит вечно слегка качающееся тело. Оно висит повешенное за шею на арке в танцевальном зале.

Тут же над ним, в спальне, лежит Эвонн, по всей видимости сейчас она спит, ее длинное, гибкое тело сверкает, расслабленное и неподвижное. Она почти похожа на обнаженное, спящее дитя. Но кто-то может почувствовать знакомую угрозу, силу и вены порока бегущего сквозь ее тело. Она в любой момент может проснуться и кого-нибудь убить. Как вы поняли, Эвонн – это змея. Леди длинною в 11 футов, и весом 40 фунтов.

Она лежит на стеклянном ящике, и в одном углу этого ящика дрожит маленькая, белая мышка. Ее глаза наполнены ужасом, не важно, откуда он идет, ужас исходит от змеи. Почему-то Эвона не тронула мышку, которая просидела в ящике несколько дней. Но значит это судьба, в самом деле.

Теперь, по мрачному коридору на верхний этаж. Постоянный и неизменный скрип, и огни мерцающих, старых канделябров. Безумный разговор доносится из какой-то комнаты, это комната Элиса.

Он одет в матово-черный топик на молнии и джинсы инкрустированные фальшивыми бриллиантами. Гульфик разорван и скреплен двумя большими, белыми, безопасными булавками. Элис улыбается. “Ты видел пушку. Боже мой, это фантастика”. Без грима, он выглядит вполне нормально. Его волосы крысиного оттенка, но его голос спокоен и искренен.

Элис застегивает на себе молнию и идет через комнату, его ботинки в желтых пятнах немного шатаются, и его жалкая грудь и сутулость, дают понять, что в какой-то момент он стал полым, и эти полости уже никогда не заполнятся.

Сейчас мы сидим в черном, огромном лимузине, едем по дорожкам – на Элисе черная, ковбойская шляпа, и он тащит банки “Бадвайзера”.

“Я пью пиво весь день. Я пью его пока встаю, я пью его перед завтраком, и у меня постоянно открыта пивная банка. Я выпивая по ящику в день – это почти 25 больших банок. Пиво дает тебе возможность лучше мыслить, – пивом нельзя напиться, просто ты постоянно навеселе. Это приятное, в какой-то степени безопасное чувство”.

“Конечно, пиво помогает мне в творчестве, потому что я зависим от него”, и он разражается смехом.

Лимузин подъезжает к ресторану, и мы попадаем в центр Гринвича. Место похоже на танбриджские источники в воскресный день. Элис тяжело ступает, заходя в здание, садится за столик и заказывает…. сами знаете что. Он начинает говорить о Англии.

“Мы получили там очень странный примем и рецензии. Я решил, что это странно, я думал, что Англия будет более открытой к тому, что мы делаем. Я считаю, что англичане гораздо более культурны, чем американцы, в Англии уже сотни лет существует театр, а мы представляем театральные эффекты и рок-н-ролл. И, тем не менее, создается впечатление, что они сбиты с толку, и бояться нашей энергии”.

“Но я просто не могу взять в толк, что же случилось в Англии. Я думаю, что самый популярный артист в Англии, на семейном уровне, должно быть Денни Ла Ру – так что я действительно решил, что они поймут то, что мы делаем”.

“Нет, никогда. Успех застал нас на дне. Мы были на дне многие годы, всегда занимались театрализованным хард роком. Боже мой, еще в 1966 году, я лежал в ванной на сцене. Народ постоянно говорил о нас, мы всегда производили некотрое впечатление!”.

Я понимаю, что в конечном итоге привлекло меня в Элисе – осознание того факта, что он действительно вышел из хорошего хард рока.

Это шоу приобретет форму бродвейского спектакля – 10 танцовщиц, хореограф, оркестр в партере, богатый задник, и намеки на вестсайдскую историю. И конечно же, пушка.

“Это драма. Я люблю драму. Люди не понимают наших влияний, возможно, это бондиана и музыка Джона Барри”.

“В этом наш юмор, и публика понимает наш юмор. Но то, что мы так или иначе проделываем на сцене, несет в себе смысл. Так что я буду кромсать кукольного младенца, и зрители нервно засмеются. Именно те зрители, которые будут достаточно близки к нам. Понимаешь, мы очень хотим достучаться до людей. Мы работаем на публику, мы всегда думаем о ней”.

“Дошло до того, что музыка стала на первое место, они просто стояли играли музыку. Они не понимали того, что на торт можно нанести глазурь. И не смотря на то, что такой вопрос возникал, они так это и проигнорировали”.

“Ты не смог бы отнести нас к какой-то категории”, говорит Элис. “И ты до сих пор этого не можешь!”.

В конечном итоге, публика приняла Элиса и начала верить в то, что он, конечно же, серьезно относится к своему делу. Потом все изменилось, и внезапно Элис стал очень популярен.

“Гм… я не знаю. Столько людей видят в нас зло. Иногда, мы будем в интервью оскорблять людей. Если Глену не нравится, что говорит этот парень, мы все такие закрытые, и мы все заткнем парня. Нам нравится уничтожать тех, кто нам не нравится. Но если бы я верил всему тому, что говорят обо мне, то я свел бы счеты с жизнью”.

“Похоже на то, что мы станем пищей для народного преувеличения и фантазии. Они говорят о том, что якобы они видели, как мы проделывали на сцене то, что мы вообще никогда не делали. Откусывали голову цыпленку. Боже мой, я никогда не откусывал голову цыпленку… Может быть ногу или две ноги. Но не голову”, смеется Элис.

Также ходила байка о том, что на сцене у него были котята, и что он крошил их кувалдой. “Кто-то может решить, что есть человек, который должно быть еще более больной, чем я. Кроме того, я использую дорожные сверла”.

“Нет, серьезно, видишь, с Элисом который разговаривает с тобой все в порядке. Ты не волнуешься. Кушаешь и ты счастлив. Но на сцене Элис – сексуально уродливое создание. Во мне живут два человека. На сцене я – мистер Хайд. Все хотят посмотреть на мистера Хайда. Все, в какой-то момент, хотели бы выпустить на волю своего мистера Хайда”.

“Я открываюсь перед людьми. Я играю их фантазии, и для меня это также великолепный выход. Понимаешь, на сцене, я не должен никому отвечать, все развивается, все это легально. Но мы не смотрим на насилие сквозь пальцы, определенно нет. Мы освобождаем людей от насилия. Если у них есть возможность увидеть, как на сцене мы проделываем насильственные вещи – как мы делаем это ради них, – тогда они не пойдут, и не сделают это на улицах!”.

“Здесь должно быть еще больше театра”, говорит Элис. “Это должно было случиться, слишком долго все было слишком тихим. Группы должны выходить и сформировывать имедж. Боже мой, образы – это фантастика, у Битлз был имедж. У Стоунс был имедж. Люди которые теперь занимаются этим – это артисты со своими имеджами как Род Стюарт.

“Я вижу в роке нечто большее, чем большинство людей. Я вижу нечто артистическое, и хотя я ненавижу говорить об этом, мы творим некую культуру. По крайней мере мы являемся стимулом”.

Перевод – Дмитрий Бравый 17.01.2001