Журнал Rolling Stone      4.01.1973г.       автор: Timothy Ferris

 

Полька с Пивной Бутылкой Элиса Купера

 

Организатор гастролей группы Alice Cooper, уроженец Лос Анжелеса, гулял по парижским улицам, в ярко синей фетровой куртке с изысканной белой акантовой, пытаясь решить, где же ему организовать обед в первом в мире городе еды. Он остановил свой выбор на кафе МакДональдс – в Париже есть заведения МакДональдс. Он заказал себе Биг Мак. 

«Ну и как на вкус», спросили его позднее за устрицами в отеле «Георг V». «Как и любой другой Биг Мак где-нибудь в штатах», сказал он. «Кассир даже не говорил по французки. Он только спросил меня: «Что будете заказывать?»

Пиво, порно журналы, сальные шуточки о женщинах в последнем городе. Фальшивый французский акцент в Париже, нацистские шуточки и книжки о Гитлере в Мюнхене с фотографиями; часы проведенные в мрачных номерах отеля с кондиционерами, просмотр фильмов с участием Джона Уэйна на взятом на прокат проекторе, пока за окном чернеют очертания Амстердама. Стриптизерши, певцы тирольских песен и проститутки. Жалобы на нехватку денег, язык, американский футбол по американскому цветному телевизору.

Это описание европейских гастролей американской рок-н-ролльной группы или группы американских страховщиков? Возвращаясь с утренней прогулки по центральному району Амстердама, я вижу перед отелем автобус, набитый людьми и сцену, думая о том, что турне группы Alice Cooper неожиданно бросит меня в Голландии. Но это другое турне, группа бизнесменов. Они выиграли путешествие как награда компании за улучшение офисной рентабельности.

Сытый по горло 6-ти часовой задержкой авиарейса и шампанским, я отрываю взгляд от стола и обнаруживаю, что нахожусь в парижском баре для голубых лицом к лицу с омаром Шерифом и Элисом Купером. Оказывается, Элис – старый друг Омара. Все забегаловки уже закрыты, и нам пришлось прийти сюда по предложению Омара. Впервые я увидел Шерифа не на киноэкране, и был удивлен обнаружив, что он не размером с подвеску самолета.

Обычные посетители бара, одни мужчины, кушали, скучковавшись в противоположном конце помещения, и безразлично изучали нас. Элис тупо смотрит на них; он пьет, наверное, свое 30-тое пиво за день, и его все происходящее начинает несколько утомлять. Он говорит, что он ведет вечную битву против этой скуки.

Мы сели рядом с маленькой сценой, на которой стоит пианино, микрофон и четыре красных подушки. Почему-то я постоянно жду, что кто-то появится из-за занавеса и сыграет на пианино или на подушках.

В конце концов, появляется мужчина. Он несет стул. Он быстро переходит через сцену и бьет меня по голове стулом. Я вижу уже двух омаров шерифов, слышу извинения на французском. Это был официант, он просто проходил мимо.

В номере отеля у Элиса берет интервью серьезного вида журналист немецкого телевиденья, на нем свитер с высоким воротом. Он наблюдает, как Элис накладывает глазной грим, сидя перед зеркалом. Оператору трудно передвигаться по номеру, он постоянно спотыкается о пустые бутылки из-под пива Michelob.

«Я прочел в одном интервью о том, что вы мистер Купер, у, бесполый, нет?». «Да, я страсть как люблю врать. Вранье – одно из моих любимых занятий, пока все это вранье проходит без последствий. Журналист из Vogue спросил меня, какую самую большую ложь я сказал в своей жизни, и я не смог вспомнить, так что, мне пришлось ему соврать. Я придумываю ложь».

В номере, огромное количество пустых пивных бутылок. На полу лежат яркие ботинки на высоких каблуках, разорванные лосины с блестками, набор для грима, множество дешевых английских журналов с фотографиями концерта Элиса в Глазго. Все это остается не замеченным в море пивных бутылок. Темно коричневые бутылки, бутылки грациозной формы. Каждая из них увенчана золотой фольгой неаккуратно разорванной, в тот момент, когда он срывал пробку. Все бутылки пусты. Все свободное пространство покрыто этими бутылками. 

Интервью закончено, Элис поднимается для того, чтобы подняться наверх, где его ждут еще больше представителей прессы.

«Чтобы встретится с прессой, мне нужно немного пива», напоминает он своему менеджеру.

Элис врет, позднее он объясняет, что он не может трезвым давать так много интервью. Стандартная шутка проходит через вопросы, которые повторяются с кошмарной регулярностью.

«Мистер Купер, где вы родились? Где вы ходили в школу? Расскажите об этом».

«Где вы живете? Вам там нравится?».

«Как зовут вашу змею?».

Теперь Элис откидывается назад на кушетке в гамбургском номере отеля, чтобы дать очередное интервью, на этот раз, журналу Rolling Stone. Со своей мертвенно-бледной кожей и спутанным клубком волос, он похож на выброшенную, на берег рыбу. У него обвислое тело, как костюм на вешалке; никто особо не удивится. Если он вдруг встанет и уйдет. Контраст такого портрета – его глаза, непоколебимые и бдительные, и его манера вести себя – дружеская, сдержанная и интеллигентная.

Вписавшись в гастрольный ритм, я пью примерно 20-тое пиво за день и начинаю тормозить. Элис, выпив почти, что ящик пива, еще только начинает просыпаться. Он открывает очередную бутылку Michelob из одного из двадцати ящиков, которые группа привезла с собой из Штатов, и мы включаем запись. 

 

Ты такой славный малый и все такое, почему же твое шоу наполнено насилием, Элис?

 

Если честно, то я не знаю, я постоянно вру и рассказываю им, но на самом деле, я не знаю. Хотел бы я отыскать такого психиатра, который смог бы разобраться.

 

Вы взяли весь свой реквизит на прокат? Все эти виселицы?

 

Да, я часто фантазирую. Думаю, что мне просто нравится сенсуализм. Во всей этой реальности, мне нравится одно – сенсуализм.

 

Но ведь есть много разновидностей сенсуализма, помимо насильственного.

 

Например?

 

О, да. Нагота, например.

 

Ой, нет, это так скучно.

 

Ты не можешь придумать ничего сенсационного, чтобы….

 

… Все это не имеет ничего общего с насилием, нет. Я хочу сказать, что меня совершенно не привлекает насилие, кроме тех моментов, когда я нахожусь на сцене, или когда я смотрю фильм и т. д. Почему-то на сцене такое насилие кажется натуральным. Но я никогда ни с кем не дерусь вне сцены. Меня бы просто прибили.

 

Как ты думаешь, насколько серьезно публика относится к вашему шоу?

 

Ну, я считаю концерт по настоящему успешным в том случае, если зрители выходят из зала с открытыми ртами.

 

«Весна для Гитлера»?

 

Да, когда они выходят из зала со словами, «Ух, я действительно не могу поверить в то, что только что увидел!». Я сам люблю ходить на концерты и испытывать подобное чувство. Если я должен прибегнуть к насилию для того, чтобы расшевелить публику, я применяю его. Меня совершенно не волнует эксплуатация насилия. Я чувствую удовлетворение, как комик, чувствующий удовлетворение, когда кто-то истерично смеется над его шуткой. Если я могу играть злодея, не являясь таковым, и при этом могу убедить публику, что я настоящий злодей, тогда я не буду колебаться.

 

Но большинство критиков писавших о шоу, твердят о том, что оно не убедительное.

 

Большинство критиков не умеет веселиться на концертах. Они приходят на шоу как на работу, в то время как подростки, их то ты не проведешь.

 

Да, я от души повеселился на ваших концертах. Я уже побывал на шести или восьми шоу, и это почти вдвое больше, чем я мог высидеть на концерте почти любой группы, но вот театральные эффекты не убедили меня.

 

Да, но мы старше, чем большинство наших зрителей. Молодежи, как правило, все нравится. Большинство из них приходит на шоу уже под кайфом. Когда они видят нас, то убеждаются в том, что мы безумны… За короткий промежуток времени мы даем зрителям огромное количество образов. Настолько быстро, что они, возможно, не успевают врубиться во все демонстрируемые идеи. Они не могут понять все в целом. Это восприятие можно сравнить со скоростным чтением. Ты когда-нибудь увлекался скоростным чтением, понимаешь ли ты, что многое при этом пропускаешь? Конечно, мы даем им все эти образы, и не предлагаем никакого конечного ответа. Мы показываем все эти проблемы, и не даем никаких ответов.

 

Расскажи мне о некоторых из этих проблем.   

 

Ну, как они воспринимают змею на сцене? К тому времени, когда они поймут это, мы уже пародируем на сцене драку. Потом они вешают меня, затем есть скелет на виселицах, и все развивается гораздо быстрее, чем они могут себе представить. И они пытаются понять всю историю, понимаешь?

 

Почему же так трудно понять это? Можно посмотреть любой вестерн по телевизору и наблюдать за тем как людей косят из пистолетов. Можно пойти на шекспировскую постановку и посмотреть, как людей травят ядом и убивают. Почему же так трудно понять идею змея?

 

Это не так трудно, кроме того, что рок группа делает это. Зрители думают, что они пришли на концерт слушать музыку, а им показывают все эти необычные вещи. Это заставляет их о многом задуматься, задуматься о том, о чем они обычно не думают. Мы очень ценим все смешное, абсурд. Мы творим на сцене то, что со стороны, возможно, покажется неуклюжим, топорным, но именно такой театр мы создавали. Никто не может сказать, что это плохо – а ведь они могут сказать, что это плохо – но никто не может сказать, что все это не развлекательно. Публике все это нравится, без сомнения.

 

Иногда, ты специально груб на сцене.

 

Да, я переигрываю пьяную часть, так как мне нравится такой имидж. Думаю, что, и аудитории это нравится: «Я действительно понимаю этого человека, он, в самом деле, такой затраханый». Им интересно, чем это таким я накачался перед выходом на сцену. Но я не напиваюсь до такой степени, что мне просто не вылезти на сцену.

 

Как-то ты сказал, что считаешь рок музыку политикой т. к. эта музыка нравится подросткам, а вот их родители ее ненавидят. Я часто слышу такой аргумент, но вовсе не считаю его столь убедительным.

 

Да, я считаю, что на определенном этапе вся эта музыка приобретает политическую окраску. Я считаю, что все, что разделяет ребенка и его родителей, до некоторой степени политично. Разве ты сам так не считаешь?

 

Нет.

 

А вот я почему-то считаю. Я считаю, что подросток покупающий наши пластинки уже готов взбунтоваться. Ему не нравится правительство, не нравится одно или другое, не нравится ничего, что нравится его родителям.

 

Но если его родителям нравится, скажем, Рембрант, тогда и ему не понравится Рембрант. Его мнение не имеет никакого художественного смысла.

 

Нет.

 

И его политические взгляды, по всей видимости, тоже не имеют никакого политического смысла.

 

Да, с этой точки зрения, ты прав. Но когда я думаю о политиках, я думаю не только о таких политиках как Макговерн – Никсон. Я думаю о всей системе.

 

В одном из своих интервью ты сказал, что тебя меньше всего волнует вьетнамская проблема.

 

Да, это права, не волнует. Для меня тема этой войны – скучная тема. Я не во Вьетнаме, и ни один из моих друзей не воюет там. Мои слова звучат жестоко и бессердечно, не так ли? Если бы я побывал там или повоевал бы, тогда меня эта тема волновала бы. Но раз так, то мн некогда об этом беспокоится.

 

«Там», может превратиться в «здесь».

 

Конечно, если война начнется здесь, я не стану сидеть на месте. Я убежден в том, что если человек попал во Вьетнам, значит, он хотел оказаться там. Нужно уклонится от Вьетнама, и в этом вопросе все средства хороши. Нельзя оказаться в такой ситуации. Всегда есть выбор. Если ты веришь в любую форму инкарнации, я верю, тогда ты выбрал длинную дорогу. Дорогу к смерти. 

 

Но это безнравственное мышление.

 

Да, я почти не верю в этику. Наше шоу не этично. За что мы должны отвечать? Мы не обязаны не перед кем отчитываться. В развлекательном бизнесе, тебе остается только одно – развлекать.

 

Но когда ты говоришь, что рок музыка связана с политикой, обычно, это значит, что рок не только развлечение, что он имеет и другое значение. Мне кажется, что этот вопрос в конечном итоге замалчивается. Так или иначе, музыка либо имеет политический вес, либо нет.

 

Если артист пытается быть этичным, это должно иметь политический подтекст, или нет.

 

Нет, если ты пытаешься быть логичным, то это не может толковаться двояко.

 

О, я думаю, что может. Смотри сам, существует мнение, что нам наплевать на политику. И говорят, что MC5 тоже аполитичная группа. Они делают свое дело для того, чтобы освободить Джона Синклера и т. д., и конечно, они делают какую-то политику, но мы также как-то причастны к политике. Политика есть в том факте, что полицейский не хочет, чтобы этот 16-ти летний подросток шел домой с глазным гримом. Это политика. Полицейского это беспокоит больше, чем кирпич, который падает ему на голову, потому что шишка может пройти через какое-то время. Но в случае с тем пацаном, полицейский все еще будет думать: «О, моему мальчику запудрили мозги», В этом и заключается политика. 

 

Я не знаю, есть масса гомиков правого толка.

 

Конечно, есть.

 

В цирке Krone, в Мюнхене, в самом старом цирке Европы, дорожники работают не поклодая рук, заново выстраивая не совершенную сцену для вечернего шоу. Когда появляются полицейские и сталкиваются с Шепом Гордоном, менеджером Элиса. Похоже, что на этих ментах все сделано из кожи – кожаные ботинки, кожаные куртки, черные, кожаные фуражки. Огромные пивные животы хлюпают над их портупеей, кажется тоже сделанной из кожи.

«Вы не будете выступать здесь со змеей!», говорит один мент. «Наши дети придут сюда, они не готовы увидеть змею! Здесь не положено держать змей!».

«А я то думал, что это цирк», говорит Гордон. Но он уже тянется к своему бумажнику. Музыкальный бизнес одинаков на всех континентах. Подкуп мюнхенских идиотов обойдется вам в 500 дойч марок, где-то 166 $.

В Гамбурге, в время исполнения песни на бис, в маленькой цвета сливок комнате, Гордон ведет переговоры с промоутером. Тема переговоров – сколько публики находится в зале. По приблизительным оценкам в зале около 3500 человек. По словам промоутера, «официально пришло только 2500, и Элису еще повезло, что он не должен ему денег, кроме всего прочего».

Гордон добродушно спорит. Он уже несколько лет работает с Элисом – он подобрал группу, когда они были никому не известной лос анжелевской бандой отчаянно жаждавшей отклика зрительного зала, так, чтобы добиться этой реакции, они обычно избивали друг друга на сцене – и эта картина избиения впечатлила его терпеливые добродетели. Он открывает свой атташе кейс и достает свою копию контракта с тем же самым промоутером на шоу в Эссене четырехдневной давности. Он держит контракт в одной руке, а другой рукой поджигает его зажигалкой. И контракт ярко пылает на бетонном полу. Промоутер пристально смотрит на эту картину. Он передумывает. Музыкальный бизнес никогда не меняется.

Большая часть зрительской аудитории Элиса на этих гастролях полна энтузиазма. Если только, как отмечает сам Элис, они не настолько окосевшие. Обычно зрители сидят и тепло аплодируют, почтительно стоят во время исполнения финального номера, аплодируют до анкора, и тихо уходят, когда в зале зажигается свет.

Атмосфера не такая уж безумная, как скажем на концерте старых Rolling Stones. Скорее это настроение цирка, если вы можете себе представить половину цирковой толпы, несущуюся вперед и обкурившуюся гашиша.

Как занимательное зрелище, популярные рок-н-ролльные группы установили деловую гастрольную рутину: если весь механизм не дает сбоев – рекламная машина, промоушен, самолеты, лимузины и усилители – турне будет приносить прибыль. Зрители на месте, как была на месте цирковая аудитория пару поколений тому назад. И пока не допущено крупных просчетов, любая популярная группа способна завести эту аудиторию!  

Гастрольная машина Элиса сработала. Его фото появилось на страницах дюжины журналов о поп музыке, которые усеивают Европу, газетные истории возвестили о его прибытии в город, и ему удалось распродать билеты в ряд концертных залов вместимостью на 10000 мест. 

Конечно, в Европе зрительская аудитория гораздо меньше, чем в Америке. Так что даже успешные гастроли многих американских групп, из-за того, что им приходится нести большие расходы, становятся убыточными. Гастроли Элиса потеряли десятки тысяч долларов, как и ожидалось. Записывающая компания и менеджмент группы в равной степени верят, что эти гастроли все равно того стоили. Как утверждают, успешное европейское турне способствует продажам пластинок и усиливает вездесущую привлекательность имиджа группы. 

В эпоху рококо, американский цирк дегенерировал в развлечение толп не развитием искусных, театрализованных представлений, а наполнением трех рингов таким насыщенным и ярким действием, что публику это только развлекало. Это важная часть теории развлечения Элиса, как он сам это объясняет, вместо танцующих медведей, вы получаете Элиса.

Неожиданно путешествие в Европу открывает свежие миазмы старомодного американского патриотизма. Элис, который не рискнул приехать в Гамбург, даже в коридоре своего отеля говорит: «Вот что я скажу тебе, я жил бы только в одних Штатах. Я очень комфортно себя чувствую во всех остальных местах. Приятно побывать в других странах, но мне очень нравятся американские порядки. Я не боюсь. Что меня используют или будут мной манипулировать».

Какой ты в трезвом состоянии? Спрашиваю я Элиса.

«Я не знаю. Я не видел эту личность уже около 4-х лет».

За кулисами покосившегося, обветшалого парижского зала Olympia, Элис открывает бутылку виски VO и оправдывается: «Ну, я должен напиться и стать Элисом».

Из-за недопонимания промоутера, ему приходится давать два шоу за один вечер, редкая обуза для музыканта которого избивают и вешают на каждом выступлении. Публика на первом шоу еле двигалась. И Элис поспорил на 20 долларов, что у него получится расшевелить их под конец второго шоу. Он проигрывает. Змею выносили вперед, виселицы прыгали, выбрасывались воздушные шары и плакаты, были испробованы все трюки – небольшой выброс денег в толпу (этот трюк Элис проделывает на успешных шоу) – но парижане остаются на своих местах.

«Вставайте, ублюдки!», кричит Элис. Он уходит в отвращении. В последующие несколько дней, этот инцидент был списан на «интеллектуалов». Так оно и было. Я постоянно разговаривал с музыкантами группы, «интеллектуалы» которые испортили тот вечер.

Эти интеллектуалы проявили фактически нулевой интерес к Элису. Например в шоу есть один секрет, элис постоянно намекает на него в интервью. Однако никто, насколько я знаю, так и не попытался провести ученый анализ, чтобы раскрыт этот секрет. Похоже, что всем наплевать на это.

Если нет интеллектуалов, следовательно, некому обратить свой прозорливый взгляд на этот феномен, каким образом публика должна узнать, что это опасно? Всем понятно, что опасность существует, примите во внимание факт: неофициальный опрос публики уходящей с оного из концертов Элиса в Америке показывает, что одна четверть их была убеждена в том, что он – женщина! (Я знаю, что эта статистика верна. Я получи эти цифры от безымянного негодника на Лонг Айленде, и этот тип не стал бы врать.) Опрос проводился сразу же после концерта; и нельзя узнать сохранился ли этот феномен или нет; Но вопрос то остается. Может ли общество допускать развлечение, которое оказывает подобный эффект на умы зрителей?

Несколько критиков сами предупреждали о возможности того, что шоу Элиса Купера может спровоцировать гангстерскую войну, разрушение границ полов и привести к отмене недавнего решения Высшего Суда запрещающего уголовное наказание. Они видели резиновые ножи, пошлый грим и осоловелую змею, чтобы признать это шоу вредным для подростков, и это представление является лакмусовой бумажкой упадка мира и любви. Кое-кому заплатили за то, чтобы они написали это. Но никто из них не был настоящим интеллектуалом.

Я бы не сказал, что Америке больше нечего экспортировать в Европу, предложить своей молодежи дома. Это общая продажность, новый Pontian Gradeam. Плакаты, на которых Дженис Джоплин и Джимми Хендрикс напротив фотографии заката, окончания курсов социологии, «Осмелюсь быть великим», Биг Мака, полных снимков 10-ти самых популярных продавцов сока в Нью-Йорке… Поп культура замечательна тем, что у тебя есть огромное поле выбора.      

В 10-ть утра Элис появляется в амстердамском аэропорту в том же самом голубом в горошек костюме, который он носил три дня. Он допил пиво, которое подкрепляло его в лимузине по дороге из отеля.

«Хочешь выпить?», спрашивает он. «Элис», говорю я, когда мы направляемся в бар, «ты уверен в своих словах».