“Вне сцены, я – Оззи Нельсон”, смеется он. Так или иначе, перед своими зрителями он мчится вперед со злобой невиданной со времен вторжения монголов в Европу. Кроме того, его знаменитый питон боа, с которым, к сожалению, журнал Penthouse не смог пообщаться во время этого интервью. В сценический реквизит Элиса входит гильотина, виселицы, неоновое надгробие, самые большие в мире ходячие зубы (которые Купер галантно обрабатывает зубной щеткой соответствующих размеров) и коллекция женских манекенов, которые он постоянно закалывает, дурачится с ними, вставляет между своими длинными и тонкими ногами на уровне промежности.

Те не подозревающие жертвы которым удалось так далеко ускользнуть на бойне, которую Элис в шутку называет “Куперовской Машиной”, берегитесь! Непристойный, техноколоровый спектакль наполняемый до краев полноценной атакой элисовской жестокости ждет вас, безобидно названный: “Рад снова увидится с вами, Элис Купер”. Открывается обработкой в лас вегасовском стиле That’s Why The Lady Is A Tramp (“Так почему Леди – Проститутка”) сумасбродный киносюжет следует за Элисом и его группой по всему миру, преследуемый персонажем Доктора Strangelove (“Странная Любовь”) по имени “Гер Режисер” весело сыгранного Фреди Смутом (Freddie Smoot). Эта авантюрная, суматошная сюжетная линия заполненная абсурдными, нелогичными заключениями, сумасшедшими, броскими остротами, и необузданной глупостью. Все это сплетено с рабочими съемками разнузданного Элиса, мародерствующего в своих доходящих до коленей сапогах из змеинной кожи на платформе, перед вопящими легионами едва достигших половой зрелости фанатов.

“Это прекрасный фильм”, рассказывает Элис Кену Келли в интервью журналу Penthose. “Настолько идиотский, что он освежает. И этот фильм демонстрирует наше отношение к насилию в этом пристойном контексте – после того как вы увидите шоу, вы будете уже настолько измотаны, что у вас уже не будет сил для того, чтобы избить газетчика”.

Купер пишет всю лирику на музыку группы, и утверждает, что основная часть его материала рождается из-за того, что он законченный фанат телевиденья. Но будучи истинным дитем СМИ, Элис ограничивает свое обаяние телевиденьем не более чем театральным статусом. С тех пор как осенью прошлого года он предстал перед нами вместе с Еленой Хейс (Helen Hayes) в роли мерзкого медиума, в последних сериях теперь уже умершего телесериала The Snoop Sisters, Купер утверждает, что он получает “в среднем 5 сценариев в неделю”. Поэтому существовало достаточное искушение принять эти предложения. Между тем он помог мудрецу прошлого века, Гручу Марксу, из чего набора своевременных находчивых ответов он быстро берет что-то для себя. Все ради веселья, конечно.

“Просто мне нравится находиться в центре всеобщего внимания, ведь я Дон Риклис (Don Rickles) рок-н-ролла”.

Его прыжки с другими голливудскими звездами недавно дали ему членство в клубе Friar, что он относит к заслуженному успеху своих многогранных талантов. И если ему будет мало своего собственного кинофильма, Элис ставит себя в один ряд с Джанин Вудвард (Joanine Woodward) в фильме The Three Faces Of Eve. Мы смотрели две первые серии, но Элис холодно предупреждает нас… “я все еще работаю над третьим лицом”. Берегитесь покупатели.

Да, а почему я не могу быть и музыкантом и актером? Зачем себя ограничивать? Если бы какой-то актер попытался бы заниматься тем, чем занимаюсь я, то это было бы полным надувательством. Я постоянно был так пьян, но я так выступаю. Просто я плохой актер, я не отрицаю этого.

(к нашему разговору присоединяется Джо Геннон (Joe Gannon) продюсер картины)

Джо: Этот фильм прежде всего показывает, что такое гастроли. Мы сняли сам концерт, потому что это очень энергичное представление. Когда мы приехали с гастролей, Шеп Гордон сказал: “Давайте смонтируем все что у нас есть и посмотрит, что получится”. Я смонтировал 15 минут, затем мы сделали на этой основе историю, так, чтобы я мог смонтировать целый фильм. Мы показали эти 15 минут другим людям, и они все поняли. Но на утверждение контракта на съемку фильма ушло 8-10 месяцев. Потом мы сказали: “О кей, давайте сядем и придумаем сюжет”.

Элис: Мы допустили множество ошибок. Это здорово. Мне нравятся эти ошибки. Но меня заботит только одно, получился ли этот фильм развлекательным или нет? Я всегда относился к сцене с подобной философией. Это вульгарная, но не чрезмерно превосходная философия. Ничего утонченного. Когда я выхожу из кинотеатра удовлетворенный, значит я не зря потратил свое время. Ты идешь в публичный дом для того, чтобы потрахаться. Идешь в кино для того, чтобы развлечься. Этот фильм замечателен своей глупостью. Это такое идиотское желание. Ты сидишь перед экраном и понимаешь, что это глупо. Но тебе нравится то, что ты видишь. Фильмы могут получаться через чур превосходными. Иногда, кино может быть таким приятным, что ты чувствуешь, что тебя только что бомбардировали всеми этими ужасно забавными вещами, но этот фильм настолько приятен, что ему не хватает человечности. Все было снято спонтанно. Это почти что документальная картина. Мы ничего не меняли в ней. У нас грубый и жестокий имидж, и фильм должен быть таким же.

Вот что я расскажу тебе. Я боюсь, каждый вечер проделывать это. Многие говорят мне: “Ты проделываешь это каждый вечер, должно быть это легко!”. Но когда я кладу свою голову на плаху и смотрю наверх, – а это лезвие весит 40 фунтов, оно острое как бритва и оно должно сделать это. Между мной и лезвием должно быть много пространства, когда я проделываю этот трюк. Есть тормоз для остановки лезвия. Но если этот тормоз не сработает, тогда… УХХХХ!!!!

Да, это правда. Элис – это отдельно взятая личность. Он не хочет заниматься какими-то признанными вещами, ему чужда традиционность. Я играю в бейсбол и гольф, слушаю Барта Бакара (Bert Bacharach), смотрю телевизор и пью пиво. Но Элису чуждо все это. Элис готов заниматься только собой, то есть Элисом. Он не досягаем для всех остальных, и в этом его бунт. Он не хочет быть похожим ни на одного человека из зрительного зала, не хочет походить ни на одного другого артиста на сцене. Меня восхищает эта черта Элиса, и я говорю о нем в третьем лице. Фигура Элиса важна тем, что он идет своим путем и продолжает смущать людей….. 299 миллиардов моих людей на этой земле могут оказаться там. И пока они будут гадать, где же он, он начнет двигаться. Это очень трудно объяснить. С таким же успехом можно попытаться объяснить музыку или рассказать о цвете. Я попытаюсь рассказать о Элисе, он совсем другая личность. Я не могу говорить об этой личности, потому что он живет только спонтанностью. Вне сцены – я Ози Нельсон. Я говорю: “Привет ребята, не хотите посмотреть кино?” Я пытаюсь отделить себя от Элиса и даже не хочу знать о нем. Мы не живем в одном и том же месте! Теперь мы уже давно живем раздельно. У меня есть мои подростки, и да, конечно, какое-то время я пытался быть Элисом. Вне сцены, это было в 1971 году, после успеха нашего первого сингла (I’m 18) я пил каждый день. Я смеялся над собой. Я носил черную кожу и выпивал по 2 бутылки виски в день. Это истинная правда. Из-за алкоголя, я находился в коматозном состоянии. Все время виски Seagrames, да, в то время, я целыми днями был в коме. Я начал верить в то, что должен постоянно играть роль Элиса, пока я не спросил сам себя: “Зачем я это делаю?” Это недопустимо. Ведь Бела Лугоши вне сцены не шатается и не кусает людей в шею. Зачем же я должен играть Элиса вне сцены? Элис может убить себя алкоголем, так почему я тоже должен убивать себя виски? Зачем я должен во всем этом участвовать? Ведь я плохо знаю его! Это самоубийство, потому что Элис никогда не сможет выжить на сцене. Он просто слишком… он будет постоянно драться, не вылезать из тюрьмы за свои проделки. По большому счету, он – малолетний преступник для того, чтобы быть на моей улице. В конце концов Шеп не выдержал и сказал: “Эй, знаешь, а ты теряешь свою индивидуальность!”. И его слова так сильно поразили меня. Я понял, что теряю свою индивидуальность. А мне меньше всего бы хотелось потерять свое лицо. Потому что я уважаю себя, правда! Я честно могу сказать, что я нравлюсь сам себе. И я не хотел лишаться этого.

Ну, ты узнаешь вкус славы, вкус денег и ты говоришь себе: “Почему бы мне не играть роль этого парня постоянно? Он хорошо проводит время”. Вот когда ты начинаешь верить тому, что ты читаешь о самом себе. Я хожу в бары и дерусь. Однажды вечером я пришел в клуб Troubadour, в первый день когда с нами стал работать наш роуди Дейв Либерт (Dave Libert). Мы торчали в “Трубадуре” и я сидел там одетый в одну черную кожу, на мне были даже черные кожаные перчатки, и я выпил тогда две бутылки виски. Я сижу там, и ко мне подходит Дейв с одной девчонкой и ее старым дружком, и тот парень говорит что-то девушке Дейва. А она отвечает: “Отстаньте от меня!” А этот тип продолжает болтать, все говорит и говорит. В конечном итоге, все это превратилось в сцену из кинофильма. Я сижу, смотрю на Дейва, выпиваю очередную рюмку и спрашиваю: “Ты готов. Дейв?”. Этот парень был с шестью дружками, и я ухмыляюсь и надеваю свои перчатки. Я встаю, все 120 фунтов, и мы вышвыриваем вон этого парня! Конечно, его вышвырнули. Вот это была сцена! Люди, сидевшие рядом со мной говорили: “Ух, ты! Купер почти сделал это!” И девид спросил у меня: “Это мои контрактные обязанности? И долго я буду заниматься этим?” Понимаешь, меня могли убить. Этот парень мог размазать меня по полу пока я пытался играть роль Элиса. Понимаешь, вся жизнь Элиса это как фильм The Three Faces Of Eve (“Три лика Евы”) Очень похоже.

Я не знаю. Однако, я его еще пока не придумал. Но я уверен, что это случится. Обычно, перед самым выходом на сцену я смеюсь и болтаю. Но как только конферансье объявляет публике: “Alice Cooper!”, в ту секунду когда я поднимаюсь на сцену – БА-БАХ!!! Я был с Джо, Шепом, парнями из группы, и они стояли рядом со мной, и они знали, что через 5 секунд, после моего выхода на сцену, им лучше не приближаться ко мне. С этой секунды я хозяин этой сцены и лучше никому не вставать на нее. Эта сцена принадлежит мне. Меня не волнует, что там, в зале, сотни тысяч людей, миллион людей, или 12 человек, это МОЯ сцена. Это волна энергии которая проходит прямо через твое тело. Ты поднимаешься туда, смотришь по сторонам и понимаешь, что властвуешь над каждым человеком, сидящим в зрительном зале. Когда ты на сцене, зрители в полной твоей власти. Это невероятная по своему объему энергия. Как-то на гастролях я сломал себе локоть и 3-4 ребра. У меня был перебинтован весь торс. И в тот момент, меня можно было избить чем угодно, например микрофонной стойкой, а я бы ничего не почувствовал. Можно упасть с лестницы, пролететь через все ступеньки и не чувствовать боли. И я уходил со сцены и мне говорили: “Обалденное шоу, ты устроил нам великолепное шоу, Элис”, и в этот момент я совершенно внезапно посмотрел на свою руку и понял, что она сломана, я дотронулся и мог почувствовать кость!

После гастролей, я неделю провалялся в постели. Я не мог вылезти из кровати целую неделю, даже принять ванную, потому что меня всего трясло. Это можно сравнить с положением, когда ты выключаешь у машины двигатель, а она продолжает ехать. Конечно, это случилось когда я был дома, в своей постели, и я вызывал прислугу в номер. А Синди, моя подружка, спрашивает: “Что ты делаешь?”. Мне пришлось остановить себя. Тут уж не до шуток. Нельзя все время жить в таком ритме, постоянно куда-то мчаться. Многие думают: “По ночам, они там развлекаются с девками в номере!”. Вы шутите? Ты настолько устаешь, что даже не можешь думать об этом. После концерта, я возвращаюсь в гостиничный номер и тут же падаю в постель. Бывает, что я даже не смываю свой глазной грим. Я так ужасно устаю, что просто прошу: “Включите мне телевизор, и все вон отсюда!”. Все дело в том, что когда ты стоишь на сцене, перед тобой 200 рядов народу, и я начинаю понимать, что парень, который живет во мне должен поразить зрителей сидящих в последнем ряду также сильно как в первом. Вместо этого, ты просто играешь для парня из первого ряда, ты должен выстрелить в последнего парня, чтобы поразить всех остальных. А когда ты пытаешься, все планировать…. Ничего не выходит… твое тело дрожит, и ты хочешь одного – убраться оттуда. Словно ракета дальнего радиуса действия, ты должен убраться оттуда.

Наша музыка политическая для родителей и их детей. Элис сродни Джеймсу Дину, он является воплощением психологического бунта против истеблишмента. Я понял это, когда мне было 16 лет, что в этом и заключается главное восстание. Как только я осознал, что мои предки ненавидят Rolling Stones, я был уверен в том, что пойду и куплю себе все диски Rolling Stones. В этом был свой бунт. В 15,16, 17 лет у подростка появляется желание бунтовать, потому что он понимает свою независимость.

Да, и подростки теперь куда смышленей, чем раньше. Теперь родители обнаруживают, что их дети стали куда хитрее. Гораздо больше родителей приходят на концерты. Мне даже приходили письма, в которых родители писали, что скорее заставят своих детей сходить и посмотреть наше шоу, чем какое-то другое представление, которое абсолютно ничему не учит. По крайней мере, Элис занимается культурой. Как правило, родители считают, что я представляю тотальное насилие, и что я хочу, чтобы после концерта подростки выходили бы на улицу и творили все это насилие, занимались бы всеми этими извращениями. Но на самом деле, я занимаюсь очищением. Например, после просмотра фильма, ты измотан. Ту же измотанность зритель испытывает после просмотра “Заводного Апельсина”. Этот фильм оказал на меня такое угнетающее воздействие, что у меня и в мыслях не было пойти куда-нибудь и подраться. Боже мой!

Это выход, все что я творю на сцене. Зрители не участвуют в этом. Я проделываю все это, а зрители получают удовлетворение. По крайней мере, такова идея. Я никогда не стал бы заниматься этим вне сцены. Было бы глупо пытаться это сделать. Но на сцене нет ничего более насильственного, чем то о чем говорил еще Шекспир. Мое представление менее насильственно, чем “Король Лир” или “Леди Макбет”. А это классика театра. Если это позволено Шекспиру, то почему Элис не может этого делать? Я считаю, что все это дело техники. Зрители уносят со собой все эти образы. И они думают, что придумывают свои собственные истории о том, что случилось. Так или иначе, это нравоучение, важная часть. Элис проделывает что-то дурное, он обезглавливает себя, а потом оживает. Это основная предпосылка. Но то, как все получилось, на сюрреалистическом уровне, дает людям шанс сесть и пофантазировать, что куда полезнее и лучше, чем просто говорить: “Это было классное, громкое гитарное соло!!”. Когда ты представляешь нечто такое, что народ интерпретирует по своему, это превращается в новую реальность. Вот почему мы очень понравились Сальвадору Дали. Он сказал, что я – самый смущающий человек которого он встречал в своей жизни. Он говорил, что его любимая форма искусства – это смятение! Что единственная основополагающая форма искусства – смятение. Мы дали пресс конференцию, и он задал мне вопрос (знаешь, он говорит одновременно на четырех разных языках!) и я просто посмотрел на него и сказал: “Знаешь, я не понимаю, о чем ты говоришь!”. На что он ответил: “Замечательно! Прекрасно!”. У меня это просто в голове не укладывалось. Я просидел на конференции весь день и все переспрашивал: “Ччччтттооо?”. Я откровенно сказал прессе, что не понимаю, о чем он говорит. Я люблю Дали, он такой классный! Дали – знаток нелепости. А я – 26-ти летний круглый идиот! Вот почему я так легко общаюсь с Гручо Марксом. Он такой забавный. Джонатан Уинтерс (Jonathan Winters) тоже смешной. Он говорит: “Я – дерево!”. А ты отвечаешь: “Этот парень вообразил, что он – дерево!” (смеется) Вот почему мне нравятся ментальные установки. Я всегда хотел поставить шоу на Bellevue и разрекламировать его как лечение, но мы боялись, что нас просто запретят. Понимаешь, мы все в какой-то мере умственно больные. Это просто зависит от того, насколько сильно ты свихнулся. На 17% с тобой все в порядке. Если 50%, тогда ты сходишь с ума, и необходимо вернуться в прежнее состояние. Но можно быть нелепым до тех пор, пока ты никому не причиняешь вреда, я всегда говорил об этом. Я никогда не хотел, чтобы кто-то изуродовал себя в попытке подражать мне. Уверен, что публика должна понимать, что нельзя повторять то, что я проделываю на сцене. Ведь от того, что они впервые посмотрели фильм “Дракула”, они же не пошли по улицам кусая всех в шею. Публика достаточно умна для того, чтобы понимать это. Публика в театре, понимает этот театр. По дороге домой они не хотят кого-то избить. Им даже не хочется думать об этом. Они хотят прийти домой, поставить пластинку Джони Митчела (Joni Mitchell) и расслабится… или диск Барта Бакара. Все это насилие очень изнуряет, тем самым становится понятно насколько же оно глупо. Мое шоу – это пародия. Это такая сатира на насилие. И это сатира на секс. Насколько серьезно можно говорить о сексе? Секс совершенно не серьезен. Правда заключается в том, что сегодняшние 13-ти летние пацаны знают о сексе больше, чем их родители. Когда я был подростком, я ничего не знал о сексе. До 20 лет я был девственником, но теперь людям нужно богатое сексуальное меню. И не только Джуди Гарланд (judy Garland) и Мик Рони (Mickey Rooney) говорят: “Эй, давайте поставим шоу!”, и нельзя представить, что они сделают со своей жизнью. Сейчас они говорят: “Давайте попробуем то или это”. Я считаю, что эксперименты в сексе очень полезны.

Ну, меня не волнуют эти проблемы, но думаю, что моя цель – это скорее развлечение, а не чтение проповедей. У нас итак хватает проповедников. Как говорили Барнум и Бели: “Дайте им то, что они хотят!”. А публика хочет развлечений. И как я уже говорил, “все ради развлечения” – это философия шоу бизнеса.

Нет, я так не думаю. Дети, которые приходят посмотреть на нас, воспринимают нас такими, какими мы есть. Поэтому я очень уважаю их и их интеллект. Некоторые подростки идут домой после нашего концерта и говорят: “Ух, ты! Вот это было шоу! Мне они не особенно понравились. Но вот само шоу было великолепным!”. Я ненавижу тех зрителей которые сидят там и как бы говорят: “Ну, давай, развлекай меня! Тебе лучше быть добрым!”. Мне такая публика не нужна! Я хочу, чтобы подростки веселились – “Эй, чувак, давай повеселимся!” “Старик, это же Купер, ах, ты только посмотри на это. У него есть змея!!!”.

Элис Купер приезжает в грод раз в год. Это событие. Подростки не раскрашивают себе глаза на концертах Seals And Crofts. Не гримируются для того, чтобы посмотреть на The Allman Brothers. Когда мы приезжаем в город, все получают в нашем лице второй Хэлоуин, вместо одного Хелоуна в год.

О, да, мы вместе уже 10 лет, с 1964 года. Когда мы начинали, мне было 16. Мы назывались The Earwigs. Это такой маленький жучок, который вылезает из сточной канавы и он очень дурно пахнет, если наступить на него. Мы были как любая другая школьная группа. Сегодня школьные группы слушают Alice Cooper, ходят на вечеринки и играют песни Alice Cooper и Девида Боуи.

Я не играю глиттер рок. Большинство тех кто увлечен глиттер роком, играют ответвление того, что мы играли в начале нашей карьеры. Действительно, мы играли глиттер рок, когда публика ненавидела нас. Мы поднимались на сцену и 6000 человек уходило из зала, потому что на наших лицах был грим. Как только они начали понимать нас, мы уже были увлечены имиджем “Заводного Апельсина” и играли забракованный глиттер. Но я совершенно не в курсе, что сейчас происходит в роке, потому что я редко слушаю рок. Я действительно не слежу за ним. Я – романтик-эскапист. Но если говорить о других группах, то я и Девид Боуи делаем совершенно разные вещи. Людям нравится сравнивать нас, но это ничего не значит, потому что он играет совершенно другую музыку. Он также далек от меня как Osmond Brothers. Мы даже иначе мыслим. Мне Девид очень нравится. Мы прекрасно понимаем друг друга, потому что мы оба осознаем, что у нас нет ничего общего. А вот у героя Элиса есть общие точки соприкосновения с Девидом.

Да, я знал об этом с самого начала. Я знал это. Успех был всего лишь вопросом времени. Успех всегда работает на время. Когда ко мне пришел успех, нужно было играть роль Элиса Купера. Когда это произошло, нужно было быть Rolling Stones. Нужно было быть Beatles, Дилланом… все это было лишь вопросом времени.

Когда я впервые услышал Диллана, мне было 16 лет, и тогда я решил, что он – истеричен. Это было в 1964 году. Я так смеялся, я решил, что это самая большая глупость, которую я слышал в своей жизни. Я сказал: “Он же не умеет играть на губной гармошке. И что только вы в нем находите?” И он пел о собачках прыгающих с утеса и т. д. я решил, что он – комик. Я ничего не знал, я был совсем глупым. До тех пор, пока я не рассказал в прессе о том, что Дилан чрезвычайно хорош, я всегда считал его всего-навсего кошмарным комиком. И теперь, также как все остальные хотят серьезно относится к нему, я до сих пор считаю его ужасным комиком. И я думаю, что он сам считает себя таковым.

Я не знаю, но все что он делает – чрезвычайно смешно. Надеюсь, что он сам не относится к себе столь серьезно. Это настоящая слабость. Я считаю, что я сам делаю многое как… Никсон. Боже, я мог бы рекламировать шоу Никсона в Лас Вегасе. У меня есть танцовщицы и все такое, та-та-да-да-да. Я бы придумал грандиозный финал как в “Утином Супе”. Это превратилось бы в большой, производственный кошмар. Он бы выходил на край сцены и говорил: “Привет. Я не делаю этого”. Если бы он был похитрее, если бы он действительно хотел бы сделать это прямо сейчас, он придумал бы просто ужасные шутки, над которыми бы никто не стал смеяться. И он заплатил бы за это. Он зарабатывал бы по 2 миллиона долларов в год. Если бы ты оказался в Лас Вегасе, на кого бы ты пошел посмотреть? На Барбару Страйзант или на Никсона? Ты просто хочешь сказать: “Я видел Никсона”. Он мог бы записывать пластинки. Он смог бы стать самой значительной группой в истории театра. Многие наши современные политики – супер звезды. Ты везде читаешь о Никсоне. Ты открываешь спортивный раздел, и там имя Никсона. Так почему бы ему не отказаться от президенства и не поехать в Вегас? Его первое шоу могло бы носить такой заголовок: “Это первая страница 20-той ленты – седьмая никогда не выйдет”. Аааахххх! Многие звезды выступали на Уотергейтском процессе. Звезда Бейкер, звезда Ирвин, Сем Дешь, Вудварт и Бернстайн. Все хотели поучаствовать в шоу бизнесе. Эти ребята вставали каждое утро и гримировались на прослушивание. Ты знаешь, сколько великолепных, запоминающихся цитат появилось на Уотергейте? “не поспешное знание”. “Этот момент во времени”. “Ради моих лучших воспоминаний”. Я никогда еще не слышал таких высказываний. Думаю, что подлость с самого начала была фантазией. И это отличная фантазия.

Нет, нет. Подростки знают, кто мы такие. Но частенько об этом не знают охранники. “Что за дела?!!! Это ты – Алиса Купер?!!!” Говорят эти крутые, большие парни. “Черт меня дери, а я то думал, что ты эта траханая девица!!! А вы парни, нормальные пацаны!!”.

Потому что люди начинают прислушиваться к Элису, это имя становится очень популярным в Америке. На самом деле, наверное, я самый американский из всех американцев, которых ты встречал в своей жизни. В Европе, я частенько попадаю в разные неприятности, а все потому что я без умолку рассказываю о Америке. Я 100% американец.

“Беги через всю страну!”. Я бегал на милю. Мой личный рекорд – миля за 4:52. Я был где-то четвертым в команде. Хотя меня не пригласили на встречу класса. Тогда, я очень разозлился. Я хотел пойти. Хотел приехать туда на розовом мотоцикле одетым с ног до головы в черную кожу. А они даже не пригласили меня!

Да, я бегаю в вино-водочный магазин и затариваюсь, трачу очередные 400 $ на пиво! Нет, правда, мне просто некогда. Кроме того, слишком многие захотят остановить меня. А если ты не остановишься и не поговоришь с ними, они решат, что ты ими пренебрегаешь. Вот вам и еще одна проблема статуса общественной фигуры. Ты должен помнить о своей профессии. У большинства рок групп отсутствует развитое чувство профессионализма. Любой ценой забраться на вершину. Когда ко мне подходят за советом: “Я собрал группу. И что же мне теперь делать?” Я просто отвечаю им “Станьте профессионалами”. Вот так. Нельзя увиливать и в интервью наносить людям удары в спину. Потому что когда-нибудь ты можешь встретить этого человека. Легко быть Доном Риклесом (Don Rickles) рок-н-ролла. Но я просто слишком люблю людей. Мне очень нравятся люди. Тебе придется бросить мне в лицо лопату снега, прежде чем я возненавижу тебя. Да и потом, я буду ненавидеть тебя только 5 минут. Потому что я очень отзывчив по отношению к людям. Когда я гуляю по голливудскому бульвару, я отдаю 10 баксов на выпивку алкоголикам и бездельникам, потому что я такой же как они. Нет, я не самый лучший певец в мире, я знаю это. И моя группа – не последняя музыкальная группа в этом мире. Теперь я могу вытерпеть любого, что касается рок-н-ролла. Но определенно мы не Beatles, если говорить о записи и обо всем остальном. Это такая энергичная машина, машина под названием Alice Cooper. Как попытка описать звук или цвет. Нельзя описать это. Нельзя объяснить, как выглядит зеленый цвет.