Глава 22

Существовала единственная вещь, которую я не сделал на турне, я не уделил внимание Глену Бакстону. Он был такой одинокой фигурой, а остальные музыканты обычно частенько держались от него подальше, что я никогда не сталкивался с ним на обеде и не выпивал с ним. Он ни с кем не тусовался, и когда мы сделали последнюю остановку в турне, я понял, что совсем не знаю его.

В редких случаях, когда мне удавалось поговорить с Гленом – на сцене, в гримерках, в самолетах – он всегда достаточно мило и дружелюбно относился ко мне. Но остальная группа была настроена так, что я начал относится к нему почти как к не человеку. Остальных воротило от его недисциплинированности, его музыкальной небрежности на сцене. Все они смотрели на Глена в основном с печалью; ему выпало быть одним из них, но социально он опустился до такой степени, что теперь они чувствовали себя не в своей тарелке всякий раз когда им приходилось иметь с ним дело. Учитывая все избалованные условия предоставленные группе, они считали, что на сцене они должны быть холодными, трезвыми профессионалами. И они смотрели на Глена как на потворствующего самому себе ребенка, которому было так трудно работать на деловом уровне, что возникал вопрос, а стоило ли иметь его в группе. Такие вещи как буйство Нила в Атике можно было списать на рок-н-ролльный декаданс; но постоянные опоздания Глена, его заторможенность, грязные, неаккуратные выступления на сцене, и его стиль жизни многочасового кайфа за своей закрытой дверью считался остальными непростительным делетанством, и им всем было противней от этого.

Фанаты не знали об этом. Не смотря на то, что усилители Глена были полностью вырублены, ему до сих пор отводилось заметное место на сцене, и для любого человека в зрительном зале, казалось, что он был одним из пяти главных членов группы Купера. Это имедж, который хотели поддерживать Шеп и Элис. У публики не было ни единого шанса узнать о проблеме в рядах известной группы, так что, Глен продолжал работать, а другие гитаристы, в том числе наемник Майк Машбир, несли основной музыкальный груз.

Мне было жаль Глена, потому что, похоже, что он был достаточно милым парнем, иногда почти робким, и мне было не приятно слышать как остальные выражают по отношении к нему свое презрение. Но я понимал, что я нахожусь с ними в разных позициях, – им приходилось работать с ним, и зависеть от него 12 месяцев в году – и я мог понять, как они теряли всякое терпение из-за его позиции лунатика. Большинство переговоров велось за спиной Глена, и он не понимал всей глубины неудовлетворенности его действиями. Чем больше я слышал как остальные жалуются, тем сильнее мне самому хотелось подробно переговорить с ним.

Когда мы приехали в Баффоло, я спросил Глена не могу ли я зайти к нему в комнату после обеда. Он ответил согласием, и где-то около 4-х часов дня мы встретились, я постучался в его дверь.

Как только он впустил меня, он начал быстро расхаживать по комнате. "Я нервирую тебя?" спросил он. "Просто мне приходится постоянно двигаться. Такой уж я человек." Как обычно, первое что я отметил в Глене – это его лицо – оно было гораздо более обветренным и более морщинистым чем предполагал его двадцатишестилетний возраст, оно было не похоже на лицо рок-н-ролльщика, это было лицо измученного, стареющего бизнессмена с проблемой как дома так и на работе. Я частенько думал об этом когда видел как он настраивается на стадионах; под своим атласным сценическим костюмом моряка он обычно носил черные носки до колен и белые мокасины, и он выглядил таким потерянным, и мне хотелось знать, что подумали бы его подростки-фанаты если бы они увидели его поближе.

Мне не хотелось допрашивать его о его взаимоотношениях с другими членами группы; я знал, что проблема существует, и не решившись вызвать его раздражение, я предпочел попытаться отыскать приятные для него темы. Но мне хотелось узнать о проблеме с алкоголем которая чуть было не свела на нет его рок-н-ролльную карьеру.

"Я чуть было не отдал концы," сказал он. "Просто однажды я появился в палате неотложной помощи и сказал, 'Мне нужна операция.' Я знал, что находился в очень плохой форме. У меня какое-то время болел желудок, но я никогда не ходил к врачу. Все дело в том, что я постоянно пил с 15-ти, а с 21-ого года круто пил каждый день. Эй, я говорю о двух литрах водки и ящике пива каждый день. Я еще не встречал никого кто смог бы перепить меня. Я прошел мед осмотр, и врачи сказали, что моя поджелудочная железа распухла став в пять раз больше своего нормального размера. Когда я был в больнице, они выкачивали из меня по пять галонов отравы каждый день. Я чуть не умер там. Доктор сказал, что если я еще хоть раз напьюсь, тогда для меня все кончено."

Я спросил его, как он считает, почему он сразу стал алкоголиком.

"Но я не был алкоголиком," ответил Глен. "Понимаешь, мне это было не нужно. Я был просто покорен этим т. к. мне это нравилось. Это была всего навсего привычка. Но когда они сказали мне, что больше мне нельзя пить ... ну, я завязал, так что, должно быть я не был алкоголиком."

Я также спросил его, сознает ли он личную известность Элиса.

"Эй, это же работа Элиса," ответил Глен. "Он притягивает людей. Что касается меня, я просто сижу в комнате своего отеля и занимаюсь. Мне не нужна газета в которой бы писали о том, что я звезда, для того чтобы знать, что я звезда. Я звезда. Гусь и Энди устанавливают мои усилители на сцене, и они знают о том, что я звезда. Но если бы они не установили бы их там, я установил бы их сам. Я слишком много болтаю?"

Я спросил его, что значит для него быть звездой.

Он продолжал расхаживать по комнате. "Это дает мне ... лицензию," сказал он. "Так, я могу выработать свой собственный стиль. Понимаешь, что это значит? Это значит, что если кто-то говорит, что не стоит носить эту пару ботинок, а потом, они передумывают, и говорят, что их стоит носить так как их ношу я. Мое имя в газетных заголовках не будет иметь к этому никакого отношения."

Я сказал, что знаю о том, что тот материальный успех которым он наслаждается теперь далек от той скромной жизни которую он вел будучи ребенком. Я спросил его, трудно ли ему было привыкнуть к шикарной жизни.

"Эй, я расскажу тебе об этом," сказал он. "Я хочу сказать, что ненавижу водителей лимузинов. У водителей лимузинов коофециент умственного развития равен четырем. Они чертовски тупы. Они тупее любого робота. Они будут стоять там, будет идти дождь или снег, и я помню, что лишь однажды на этом турне водитель лимузина был достаточно сообразительным для того чтобы открыть для нас багажник чтобы мы положили туда свои гитары. Они просто будут стоять там, а мы будем говорить 'багажник, багажник,' а они будут не понимать о чем это мы. Я ненавижу это, понимаешь?

"У меня имеется теория. Вот смотри. Вот она. 'Единственное, что не дает музыкантам заниматься своей собственной музыкой, это они сами.' Я в самом деле верю в это. Как я там сказал?"

"Ты сказал, ''Единственное, что не дает музыкантам заниматься своей собственной музыкой, это они сами,'" ответил я.

"Это верно," сказал Глен. "Это мое убеждение. И ты можешь опубликовать его. Я имел ввиду, что ты можешь процитировать меня."

Я спросил его, почему подростки поверили музыке рок-н-ролла и людям, которые создали ее, в то время когда они почти больше ничего другого не уважают и больше ничему другому не верят.

"Знаешь, почему?" спросил он. "Потому что бизнессмен боится когда такой человек как я становится состоятельным. Потому что деньги – это власть. И дети видят, что бизнессмен жутко напуган таким парнем как я, и вот почему они доверяют рок музыкантам."

Он так не разу и не присел с тех пор как я вошел в комнату. "Могу ли я тебя о чем-то спросить?" сказал он.

"Конечно," ответил я.

"Для кого ты берешь это интервью?" спросил он. "Для рок журнала или еще для кого-то?"

Я сильно засомневался. Глен и не подозревал почему я присутствую на гастролях, зачем я стою на его сцене каждую ночь, почему я постоянно нахожусь в самолетах и в лимузинах. Все остальные на этом путешествии -- музыканты, роуди, менеджеры, даже местные промоутеры и водители – почти каждый день начинали спрашивать меня о том, как продвигается моя книга. Иногда, когда я находился на сцене, Нил или Майк указывали на какого-то особенно странного фаната в аудитории и говорили, "Вот об этом надо написать в твоей книжке." Но Глен был настолько далек от остального гастрольного веселья, что я думаю о том, что наверно он не знал зачем же я здесь. Так что, я объяснил ему о том, почему Шеп позволил мне поучаствовать в шоу, и расссказал о книге над которой я работаю.

Глен выглядел несколько смущенным. "O," сказал он. "Никто не сказал мне."

Я спросил его, считает ли он, что остался таким же хорошим музыкантом. Именно в этот момент я ближе всего подошел к вопросу личных разногласий которые были у него с остальной группой, и он посмотрел на меня с защищающимся видом и выждал паузу прежде чем ответить.

"Конечно," сказал он. "Конечно. Я самый лучший музыкант."

Он вновь сделал паузу. "Как ты думаешь, кто научил играть Денниса Данэвея?" спросил он. "Мы были зелеными юнцами в начальной школе, и как-то раз я пошел с ним в комиссионный магазин и помог ему купить свою первую бас гитару. Я показал ему, что же означает каждая струна."

Он передал мне маленькую перекидную записную книжку. "Я кое-что сочиняю сам," сказал он. "Здесь я записываю свои сочинения."

У него был детский почерк. Большую часть книжки составляли короткие стихотворения на космические, последовательные темы. Многие из них были пропитаны теми же самыми нелепыми, расплывчатыми, установившимися взглядами на которые у ночичка-школьника уходит бумага после того как он впервые курнул марихуаны, когда он замечает, что может видеть краски и слышать ночью как его часы тикают по всей комнате. Глен также раскрывал себя в роли комика. Такая работа подошла бы для детского сада, стишки сопровождали недоделанные фигурки из палочек. Все это он назвал "Деннис, чертов паразит." Он рассказал мне, что его заинтерисовала идея создания комикса, и что он также хочет найти "компанию, занимающуюся видео производством."

Я просматривал книжку. "O, слушай," вдруг сказал он. "Иногда, я записываю здесь адресованные самому себе послания, и я использую личный код. Так например, если говорится, 'купить кокаин в среду,' это кое-что значит, например, что я должен сходить в бакалейную лавку."

Я вернул ему записную книжку. "Глен," сказал я, "просто гипотетический вопрос, чем бы ты стал заниматься, если бы тебя лишили возможности играть в этой группе? Если бы например ты снова заболел, или что-то в этом духе. Если бы ты проснулся завтрашним утром, и обнаружил бы, что ты больше не играешь в группе Alice Cooper, чтобы это значило для тебя?"

"Но этого никогда не будет," сказал он. "Это работа, которую я должен буду делать. Это цель моей жизни. Когда ты выполняешь подходящую для тебя работу, это хорошо. Это приятно. Когда я вышел из больницы, после проблем с поджелудочной железой, моя мама спросила меня почему я сразу же собираюсь вернуться на гастроли, а мой отец ответил, 'Потому что это его работа.' Я не смог бы без этого существовать. Но ты ведь просто говоришь в теории, верно? Ну, думаю, что я просто нашел бы для себя еще одну отдушину. Конечно, это было бы душераздирающее событие. Я даже не могу выразить тебе словами, чтобы это значило для меня. Когда я иду брится, и смотрюсь в зеркало, я могу посмотреть себе прямо в глаза и сказать, 'Да, ты клевый чувак.' Я даже не желаю думать о том, что лишусь этого."

Теперь Глен мерил комнату шагами еще быстрее, дурачась с термостатом, телевизионным пультом и занавесками. Я встал, затем чтобы уйти, но перед своим уходом, я задал ему еще один вопрос.

"Чем ты больше всего гордишься из того, что ты сделал в своей жизни?" спросил я.

Глен не колебался ни секунды. "Это легко," сказал он. "Я думал над этим. Больше всего я горжусь тем, что прожил 25 лет. Что пережил свой двадцать пятый день рождения. Теперь я знаю, что мне это по плечу. Теперь, я могу прожить столько, сколько захочу."

Последнее шоу состоялось на Новый Год. Либерт в последний раз позвонил в наши номера, и мы собрались в холле гостиницы Sheraton Inn. Отель был арендован на всю ночь. Толпы участников вечеринки в Баффоло проходили через входные двери когда мы ждали своей посадки в лимузины. Участники вечеринки от души смеялись и пребывали в хорошем, каникулярном настроении. Мы были ни к месту. Наверно это было из-за идеи уехать подальше от дома на Новый Год, или по всей вероятности просто из-за последнего концерта турне, но как бы то ни было, мы с хмурым видом сидели на кушетках и креслах, и даже не пытались завести короткий разговор, который обычно сопровождал такие моменты.

Как обычно, мы приехали в Зал Военного Мемориала сразу перед тем как ZZ Top закончили играть свой анкор. Хотя на этот раз, когда они закончили исполнять тему "Jailhouse Rock," вместо того чтобы пойти к себе в гримерку, переодется и умчаться назад в свой мотель, они зашли в нашу комнату. Мы вовсю тусовались с ними во время всего путешествия, но сегодняшний вечер был необычным, так как являлся последним концертом и Новым Годом, и мы сидели вместе с ними и их роуди, пили пиво и обсуждали турне. Они были достаточно молодыми техасцами которым приходилось биться в тяжелой битве на протяжении всего турне – было не легко быть открывающей группой команды Элиса Купера, когда весь народ в зрительном зале сходил с ума в ожидании когда же начнется главное безумие. Но ZZ Top были на уровне, и их с энтузиазмом принимали в каждом городе. Однако, этим вечером, обе группы пытались вести себя как старые друзья, на самом деле никто в нашей группе не был знаком ни с одним человеком из их группы, и в гримерке царила атмосфера вечеринки с коктелями когда все знают друг друга, но тем не менее должно состояться официальное представление.

Кажется Норм Кляйн был расстроен когда он сел поиграть в карты с Элисом. Через несколько минут, Элис встал и пошел поболтать с музыкантами ZZ Top, а я спросил Норма в чем же дело.

"O, я не знаю," ответил он. "Я просто в депрессии, вот и все. Я пытался смотреть на это просто как на работу, и думаю, что я проделал достаточно хорошую работу. Так, если ты хоть раз заметил, когда я работал на сцене, я всегда работал стоя согнувшись, вместо того чтобы стоять на коленях, потому что это давало мне дополнительные пол шага в случае если бы что-то произошло и мне пришлось бы выбежать и защищать Элиса.

"Но для меня это была больше чем просто работа. Я действительно отлично провел время, и должен сказать, что мне чертовски жаль видеть, что всему приходит конец. Меня не привлекает возвращение в Калифорнию завтрашним утром. После концерта в Атике, когда Элис и я вернулись в наши номера, я налил ему выпить, и потом спросил его не возражает ли он, если я себе тоже налью. Элис не мог поверить в это. Я никогда не пью. Но именно тогда у меня начало портиться настроение, когда я понял, что после еще одного шоу, все закончится. Так, Элис и я просто сидели в номере и вместе пили."

Мне были знакомы чувства Норма. Я уже сам боролся с приступами меланхолии, перспективы возвращения домой на следующий день. Конечно, турне получилось чертовски поверхностным и грубым. Но если и существовало какое-то место в жизни, где тебе удалось бы избежать таких вещей, мне это место было не известно. Каждый раз когда я отмечал одно из этих недостатков, я знал, что во мне вновь говорит газетчик, которого втянули в комфликт и хаос. И я также сознавал это, когда вспоминал турне, после того как оно закончилось, это будут хорошие мысли, потому что если уж Норм провел время своей жизни, да, то я уж точно, и я не стал бы ни от чего отказываться. В конце концов, такова фантазия.

Элис выглядел несчастным. Я знал, что он был расстроен из-за того, что Синди Лэнг не приехала в Баффоло на Новый Год. Он сказал, что она осталась в Нью Йорке так как плохо себя чувствовала, но я мог бы сказать, что не зависимо от ее отсутствия, он был одинок в канун Нового Года, и ему было жалко самого себя. Он подошел и сел рядом со мной, и сказал, "Да, еще разок и твоя рок-н-ролльная карьера закончится."

"Я знаю," ответил я. "Думаю, мне этого будет не хватать."

"O, ты возможно удивишься," сказал он. Он стоял перед зеркалом, и поправлял свой атласный костюм моряка, убеждаясь, что его грим не растекся у него под глазами.

"Ты никогда не задумывался, находясь на сцене, насколько глупо ты должно быть смотришься во всех своих костюмах и гриме?" спросил я его.

"А ты, когда ты одет в этот прикид Санта Клауса?" спросил Элис.

"Конечно, думаю," ответил я. "Но что касается меня, это всего лишь моя смехотворная роль."

"Ну, а что ты думаешь в отношении меня?" спросил Элис.

Он добился своей цели, и даже больше; он был одной из самых известных звезд популярной культуры всего мира. Но теперь он был сыт всем этим по горло. Он не был диким, безумным певцом которого идеализировали подростки; в том плане, что он просто стал такой же большой частью зрительской аудитории, когда создание Элис Купер поднималось на сцену. Теперь его имя регулярно появлялось фактически в каждом заметном периодическом издании мира, но он только что начал понимать это, чтобы сохранить свою популярность, он ожидал еще раз поддержать безумный имедж, чтобы о нем каждый раз вспоминала утомленная, старая группа. Он вел хорошую жизнь, он стал богат. Но сама мысль о том, что он должен сохранять свой статус – мысль, что ему возможно придется выходить на сцену каждую рабочую ночь всю его оставшуюся жизнь, и при этом корчить из себя безмозглого садиста-дегенерата для того чтобы удовлетворить аудиторию, которая останется молодой, когда он станет старше, взрослую аудиторию лишенную его спасительного чувства иронии – пугала и печалила его. Это была ловушка которая в конечном итоге могла бы свести его с ума, и он знал об этом.

Он уже надеялся на побег, способ сохранить свои деньги и свою славу чтобы не тратить остаток своих дней слушая как четырнадцатилетние кричат чтобы он вонзил топорик в глотку игрушечной куклы. Даже теперь, еще до окончания турне, Шеп работал над схемами которые помогут Элису вырваться из этого мира. Шла работа над кинофильмом – который будет рассказывать о рок-н-ролльном турне, но настоящей целью фильма было дать Элису шанс выступить перед камерами, и узаконить его актерство. В конечном итоге, он заработал себе маленькую роль своей противоположности Елены Хейес в телешоу "The Snoop Sisters". (“Любопытные сестренки”) Скоро он появится в роли участника игрового шоу "Hollywood Squares", и как человек раздающий призы на программе награждения Grammy. Он появится на рекламных фотографиях позируя с признанными кинозвездами, общественными деятелями, и деловыми лидерами. Это будет не легко, но он собирался попробовать изменить своим принципам, идти дальше, освободить себя от плена кровожадных подростков, которые вытащили его из неизвестности и продвинули его. "Он считает, что сможет сделать свой имедж более позитивным," сказал мне как-то вечером Майк Брюс. "Да, возможно он должен пройти через это, прежде чем начать убивать младенцев и наполнять сцену кровью."

Тем не менее, все это будет потом, и даже если бы ничего не получилось, наверно, он всегда бы мог вернутья к гильотинам, частям манекенов и змее, и посмотреть, будут ли они ему помогать и в дальнейшем. Однако, сегодня вечером, над этим действительно некогда было бы думать. Сегодня вечером, мы все еще должны были представить шоу.

Это была дикая, заряженная толпа, появившаяся буйной новогодней ночью. Молодые, одетые в футболки охранники, курили траву, которую им передали из зрительного зала. Несколько раз во время исполнения нескольких первых песен, Норм прыгал в пространство между заграждением и сценой, и пытался остановить охранников. Но они игнорировали его, и в конце-концов он сдался. Несколько юношей попыталось перепрыгнуть заграждение и попасть на сцену; охранники тащили их на пол, избивали, а потом, выкидывали обратно в толпу. Девчонкам в первом ряду было легче; некоторые из них опустились на барикадную стену, и опирались на ее края, отдыхая перед сценой. Когда один из охранников начал игриво заигрывать с одной из девушек, она не протестовала. За несколько минут, это превратилось во втостепенную прихоть, когда девушки дрались для того чтобы пробраться к сцене, а молодые охранники громко смеялись и хватали приглянувшихся им девиц.

Шоу было громким, крутым, напряженным. Под конец, в глбине сцены я увидел Ребекку Сигал и Ронни Вольтца, они положили руки друг другу на плечи, пели и танцевали рок-н-ролльный канкан когда Элис и группа исполняли песню "My Stars." Сегодня вечером, роуди и не думали скрываться, они наблюдали за шоу с разных сторон сцены и рядом с передним краем, так что, им все было видно. Обычно, Шеп не позволял этого делать, исходя из того, что из-за этого на сцене поднимается суматоха. Но эта ночь была особенной, и он видел происходящее и ничего не говорил. Мы поздно начали шоу, таким образом, в полночь, мы все еще будем на сцене, и сразу перед возвращением Элиса после сцены с гильотиной для исполнения песни "School's Out," Майк Брюс подошел к микрофону и начал отсчет, "10 ... 9 ... 8 ... 7 ... 6 ... 5 ... 4 ... 3 ... 2 ... 1!" и Элиса освятил луч прожектора, а зрительская аудитория взорвалась, и мы вступили в новый год.

Сегодня вечером, моя роль должна была быть не совсем обычной: Майк Росвэлл должен был одется в костюм дитя Нового Года, в пеленке и с погремушкой, а я должен был облачится в костюм Санта Клауса, выкатить его на сцену на тачке, выгрузить его перед группой, а затем, мы все приняли свое участие в обычной свободной для всех концовке шоу. Но у роуди имелся свой план; они приготовили жестяные тарелки для пирогов полные крема для бритья, и как только все музыканты в последний раз поднимуться на сцену, они собирались атаковать нас этими тарелками.

Все знали о проделке роуди, и из-за того что все мы украдкой следили за ними чтобы не получить удар сзади, тут же было назначено время выхода на бис. Я выкатил Росвэлла, положил его на пол сцены – и увидел, что остальные все еще находятся в глубине сценических декораций, уклоняясь от роуди и крема для бритья.

Вот такими мы были, вышедшие на середину сцены, я был похож на Санта Клауса, а Росвэлл смотрелся как шестифутовый младенец. В аудитории находилось 12000 зрителей, и все они стояли и кричали, заряженные алкоголем, травой и возбуждением, они ждали дальнейших событий. Я и Росвэлл посмотрели друг на друга. Мы не могли просто так стоять там. Так что мы начали плевать друг на друга, бросаться кусками декорации, пинаться, драться и топтаться, словно это была часть шоу. Должно быть в конечном итоге я привык к поведению Купера, так как подобные выходки сработали идеально; зрелище Санта Клауса и младенца в пеленках пытающихся убить друг друга идеально вписывалось в контекст шоу, и зрителям это понравилось. В конце-концов, Элис и все остальные присоединились к нам на середине сцены, и как только они появились, роуди вооружились своим кремом.

По видимому, для каждого участника гастрольной вечеринки это должно было быть радостным, необузданным, счастливым всплеском, последним, общественным взрывом куммунальной энергии. Полетел крем и тортовые тарелки, и мы все набрасывались друг на друга и скользили по скользкой сцене, и конца этому было не видно. Но потом, в какой-то момент, я встал и посмотрел на зрителей. Они сошли с ума от неистовства шоу, и из-за спиртного им пришлось прокрадываться на стадион на свою новогоднюю вечеринку, и из-за беспорядочной, безумной, опустошительной бандитской потасовки, которая произошла на сцене. Сотни зрителей попытались забраться на заграждения и присоединится к свалке.

А потом, я оглянулся и увидел Элиса. Он стоял почти в глубине сцены, отделившись от безумия. Его руки висели как плети. Он не двигался. Он все еще пристально всматривался в орущую, вспенивающуюся аудиторию, словно загипнотизированный тем, что он видит. Я смотрел на него наверно 15 секунд, когда вокруг творилось безумие. На нем были остатки крема для бритья, крем висел на его волосах и свисал с его лба. Но он даже не попытался смахнуть его. Он посмотрел на меня, и когда наши глаза встретились, я увидел на его лице самый унылый и пустой взгляд который я когда-либо видел. Он покачал своей головой. Затем, не дожидаясь всех остальных, он повернулся и ушел со сцены.

Я последовал за ним, и когда я вошел в гримерку, Элис говорил Норману Кляйну, "Пожалуйста, увези меня отсюда."

Остальная группа начала входить в комнату, покрытая липкой пеной. Они медленно начали стряхивать ее и менять свои костюмы. Турне закончилось, и они казались счастливыми, сидели, пили после концертную выпивку и никуда не спешили. Нил передал мне бумажный стаканчик водки, и попросил меня пройти в уголок комнаты где он сидел вместе с Бабет, для того чтобы отпразновать вместе с ними новый год.

Элис держался особняком. Обычно, ему нравилось шататься по стадионам пока все остальные сидели на месте. Большинство вечеров он как правило сидел и бездельничал и не заводил разговора о том, чтобы вернуться в мотель, до тех пор пока Либерт не объявлял, что машины готовы отправится в дорогу. Но сегодня вечером, он оживленно болтал с Нормом и с Либертом, и под конец я услышал как на повышанных тонах он сказал, "Пожалуйста, я хочу уехать немедленно." Что мы и сделали.

Когда мы прибыли, в отеле, для нас была организована вечеринка. Наш корридор был отгорожен от остального места, и в двух комнатах было множество воздушных шаров, веселых шляп, еды и выпивки. Каждый потенциальный фрик в Баффоло слышал об этом, и пришел на вечеринку. По радио крутили концерт Братьев Аллманов, а на цветном телевизоре без звука транслировалась видео съемка старины Пола Риверы и группы the Raiders. Вечеринка перетекла в коридор, и достигла своего апогея. Было не просто представить, что в этом городе было столько людей расхаживающих в возмутительный, прозрачных костюмах, гигантских, высоких сапогах, и блестящих, сверкающих сценических прикидах. Такую сценку обычно можно было наблюдать на фотографиях сделанных в одном из самых махровых, декаданских сан франциских клубов для трансвеститов; но Элис Купер превратил это в закономерность для детей из сердца Америки, и эти дети были здесь, на его новогодней вечеринке. Отцы Баффоло также были здесь, они приходили в отель со своих вечеринок и попадали в наш коридор, и пьяно настаивали на “разговоре с Элисом”.

Я вышел из своей комнаты, и столкнулся с тремя девушками которые бездельничали в коридоре перед моей дверью. Майк Брюс, Нил Смит, Деннис Данэвей затерялись в толпе, но вскоре, они вынурнули из нее. Этой ночью, похоже лучше всего пойти в свою комнату, запереть дверь на два замка, и ждать пока по утру яркая толпа Баффоло, штат Нью Йорк, вновь не вернется домой. Везде, в замкнутом пространстве коридора и в комнатах для вечеринки, витал вопрос: когда же появится Элис?

Но Элис так и не покажется. На самом деле, Элис был в своем номере, за одной из дверей на которых налегали люди с вечеринки в коридоре. Ему пришлось вернуться со стадиона и попытаться позвонить Синди Лэнг на Манхэтан, для того чтобы пожелать ей счастливого нового года. Ее не оказалось дома для того чтобы ответить на телефонный звонок. Таким образом, Элис, в новогоднюю ночь, сидел в кресле и смотрел по телевизору старое кино под названием “Порочный Рой Слэйд”. Когда оно закончилось, он пошел в спальню, и задремал. Синди Лэнг позвонила в четыре тридцать утра. Она рассказала что была на Times Square и встречала наступление нового года. Она и Элис пожелали друг другу всего хорошего в этом сезоне, а потом, он снова вернулся ко сну. Вечеринка продолжалась до рассвета.

Hosted by uCoz