Глава
3Просто концертный зал в западной части Манхеттена, в глубине первого этажа служебного здания 321 на Западной 44 улице, в задней части группы лифтов, есть незаметный деревянный этаж. Пройдите через эту дверь, и вот он короткий, крохотный коридор, и еще одна деревянная дверь. Внутри этого второго этажа различные деловые офисы. Контора называемая the Record Plant, это лабиринт записывающих студий, которые могут брать в аренду музыканты и их рекорд компании. Вот где рождаются альбомы продающиеся миллиоными тиражами. The Record Plant популярна у многих знаменитых на весь мир рок-н-ролльных групп; это название появляется среди колонок благодарностей на конвертах огромного множества многотиражных альбомов. Это место не для праздных зевак, или кричащих поклонников. Оно предназначено для работы, и свободные часы аренды очень сильно востребованы, чтобы по напрасну терять время. Вот куда я прибыл сразу же как стемнело в четверг в конце сентября.
Мне пришлось приехать в Нью Йорк для записи подпевок нового альбома Элиса Купера. Альбом, который должен называться Muscle of Love, должен быть закончен и смикширован и отпечатан фирмой Warner Brothers за две с половиной недели для того чтобы “Мускул любви” оказался в магазинах к рождественской распродаже -- и для естественных рекламных затрат которые должны окупится во время предстоящего каникулярного турне. Мне поручили спеть подпевки на двух песнях альбома; мой день записи ориентировочно был назначен на предстоящий понедельник. Я приехал в Record Plant на несколько дней раньше, потому что захотел увидеть как создается альбом еще до того как я займу свое место за микрофоном. Я понимал, что этот опыт будет для меня более легким если я буду представлять то, чем занимаюсь.
Вестибюль был пуст, когда я прибыл в деловое здание; все обычные посетители ушли еще днем. Обе двери на студию Record Plant были не заперты, но в приемной никого не было. Я шатался по разным студиям пока не пришел в одну в самом темной части делового комплекса. Здесь, восседал за длинной, серебряной консолью пульта управления, круглый, малорослый и толстый человек с толстыми руками вылезающими из коричневой футболки, и небольшой седой бородой. Он двигался за консолью, приводя в порядок ручки, согласуя свои действия с рукописной диаграммой, когда он
двигал свои руки от кнопки к кнопке."Мы слышали о том, что ты возможно приедешь пораньше," сказал человек. "Элиса еще нет. Можешь присесть и посмотреть телик, если хочешь. Хочешь сока или немного пивка? Кое-что имеется в этом маленьком холодильнике за дверью." Это был Jack Richardson. Ему было 44 года, уроженец Канады с женой и 5-тью детьми проживающими в Торонто. Он был владельцем компании Nimbus Nine, занимавшейся продюсированием пластинок. Nimbus Nine продюсировала последние четыре Куперовских альбома – все это золотые диски. Ричардс работал за авторские гонорары, имея процент с продюсированных им альбомов, в точности как певцы и музыканты. Он был загружен работой над Muscle of Love. Студийное время обходилось группе Элис Купер в 150 долларов в час, а Ричардсон был человеком определяющим расход этого времени.
Студия состояла из двух комнат. Комната, где Ричардсон регулировал консоль, служила аппаратной. Она была меньшей из двух; в ней возвышалась контрольная панель, за которой стояли кресла для Ричардсона и его технический ассистентов. Стены за и по сторонам консоли были покрыты различными электронными пренадлежностями. Здесь не было ни одного не использованного фута пространства, и создавалось такое впечатление того, что ты находишься в пилотской кабине реактивного самолета. К тому времени, когда Ричардсон и его ассистенты запихали самих себя на свои сиденья, они не смогли бы пролезть в каком быто ни было направлении не ударившись о записывающее оборудование. Перед консолью, находилась вертикальная подвеска наверно высотой в 4 фута, и затем, еще одна 5-ти футовая в направлении маленькой комнаты заканчивающейся большим просмотровым окном. В этом пространстве стояла тахта и несколько кресел; перед ними, на кофейном столике у просмотрового окна, находился цветной портативный телевизор обращенный к консоле. Комната была создана с таким рассчетом, что посетитель смог бы сидеть на тахте перед консолью, глазея через просмотровое окно или смотря телевизор, не мешая макушкой своей головы инженерам смотрящим через окно. Над окном, в маленькой деревянной нише, тянущейся к потолку, находилось несколько комнатных стереофонических динамиков.
Это была комната для продюсеров и монтажеров. С другой стороны просмотрового окна находилась гораздо большая комната, длинная, покрытая коврами область экипированная стульями, регулируемым светом и микрофонными стойками. Эта комната была для музыкантов, и она была звуконепроницаемой. Музыканты могли исполнять свою музыку в этом большом помещении, под руководством инженеров, которых они могли бы видеть через стекло, но могли слышать лишь через систему селекторной связи.
Muscle of Love станет хитом; в этом никто не сомневался. Вслед за успехом альбома № 1 Billion Dollar Babies, группа сейчас также популярна как Элис Купер, новой пластинке был гарантирован статус "золотого корабля" – авансируя печатным заводам более миллиона долларов, еще до того как любой покупатель пластинок даже услышит о ней. Ричардсон заведовал записью инструментов в Лос Анжелесе. Ему не понравилась студия в Калифорнии, и он принял решение записывать вокальные партии на Манхеттене. На каждой ленте было 16 дорожек, и каждому гитаристу, клавишнику и перкуссионисту приходилось записывать свою партию отдельно, на отдельной дорожке. Теперь, пришло время для Элиса, чтобы он наложил свои вокалы на инстументальные постельные дорожки. Когда Элис закончит, будут добавлены подпевки, а затем альбом будет "подслащен": для заполнения отдельных кусков песен, которые казались непрочными и слабыми, будут использованы духовые или струнные. Когда все это будет закончено, Ричардсон возьмет пленки и смикширует 16 дорожек на каждой песне, до тех пор пока все 9 песен на Muscle of Love не зазвучат как законченные записи.
За консолью студии Record Plant, ассистен Ричардсона разряжал одну из пленок из тяжелого картона, атлетически выглядящий мужчина по имени Jack Douglas, в свои почти 30 лет одетый в футболку с Мики Маусом.
Профессионально записанная пленка была похожа на гигантского, в пятьдесят раз увеличенного мутанта стандартной, катушечной пленки. Дуглас двумя руками поставил пленку на стойку, а затем намотал ее на приемную катушку. Когда Дугласу приходилось нести пять пленок – на четырех из них имелись инструментальные трэки группы к двум песням, а на другой – к одной песне
– к воротам Интернационального Аэропорта Лос Анжелеса, охраннику пришлось попросить его пройти через металлический детектор. Дуглас сказал охраннику, что он не хочет тащить пленки через детектор, что он хочет чтобы их пропустили через рентгеновские механизмы. Охранник настоял на своем; он заявил, что машины не испортят пленки. Дуглас был вынужден сказать ему, "Послушай, на этих пяти пленках записи стоимостью миллионы долларов. Я вовсе не преувеличиваю. Как твое имя? И можешь ли ты гарантировать мне, что понесешь полную ответственность если что-то пойдет не так?" Охраннику пришлось передумать, и он лично перетащил пленки из ретгеновских машин. По пути в Нью Йорк, Дуглас вез пленки рядом с собой в салоне первого класса; до завершения работы над альбомом он спал бы с ними каждую ночь в комнате своего отеля.Я сел на тахту и стал смотреть телевизор. За моей спиной, Ричардсон щелкнул переключателем и спросил Дугласа, "Это что, предварительный просмотр?" По телевизору шло старое шоу "Я люблю Люси". Это было черно-белое представление, и Desi Arnaz пел Lucille Ball, "У нас есть малыш, мой малыш и я ..."
В аппаратную вошел Элис Купер. Он нес бумажный пакет, и он вывалил содержимое этого пакета на тахту: две 6-ти баночные упаковки Будвайзера, и кварту виски Seagram's V.O.. "Эй!" поприветствовал он меня. "Добро пожаловать в шоу бизнесс! Это что, черно-белый телевизор, или это лишь такое шоу? Мы промудохаемся неделю, если у нас не будет цветного телика."
Ему было 25 лет и его ежегодный зароботок превышал заработок президента Соединенных Штатов. Он был одет в старые джинсы, и голубую джинсовую куртку поверх помятой синей футболки, которая обнажала половину его живота. Он был загорелым; попал под Калифорнийское солнце, ждал там запись своих вокалов, и когда планы поменялись, ему тут же пришлось вылететь в Нью Йорк. На нем была пара белых, яхтсменских туфель без носок, и у него были такие же загорелые лодышки, из-за нескольких месяцев проведенных на “Огненном Острове”, Рио Поэрто Рико и Калифорнии после окончания
весеннего турне. Теперь был уже почти октябрь, и приходилось снова работать.Мы не виделись друг с другом с концерта в Индианаполисе, когда, после того как Шеп и я вернулись с выступления, мы пошли на вечеринку в отель. Во всей комнате люди пили и ели сэндвичи, говорили и смеялись. Но Элис сидел перед телевизором, уставившись на экран, и снова сегодня вечером его глаза тотчас же приклеелись к телику. Он протянул руку к пивной банке и открыл ее не поворачивая свою голову от картинки. Пиво и телевиденье были его двумя привычками; эти привычки никогда не отпускали его. "Тебе бы понравилась Калифорния," сказал он, глядя на меня одним глазом, пока другой продолжал наблюдать за "Я люблю Люси," в пяти футах над головой. "Я целый день торчал под солнцем. У нас была великолепная мексиканочка, она все время готовила tacos для нас. Я научился играть в гольф. Мне понравилось. Как-то по утру, мы пошли в деревенский клуб, и этот парень перед нами бил по мячу с трех сотен ярдов. Я наблюдал за ним, и я начал тусоваться с ним и подрожать ему. И достаточно быстро я научился бить по ним, с двух сотен ярдов, что вполне круто для меня, 'потому что я новичек. И в конце-концов я обнаружил, что парень, за которым я увязался и которого копировал Doug Sanders. Не удивляйся
! Я беру бесплатные уроки у Дуга Сандерса!"За нашими спинами, Ричардсон и Дуглас готовились начать вечерний бизнесс. "Ты настроился, Элис?" спросил Ричардсон.
Элис метнул пустую пивную банку в мусорку, открыл следующую. "Думаю, я готов," сказал он. "Еще одно пиво, и я буду готов. Чем сегодня займемся?"
"Какую вещицу ты хочешь записать сегодня вечером?" спросил Ричардсон.
Элис смотрел телевизор. "Давайте сделаем 'Man With the Golden Gun,'" ответил он. "Мы хотели сделать две темы, верно? Давайте также запишем 'Never Been Sold Before,'. И на этом все?"
"Это твое шоу," ответил Ричардс. "Мы запишем столько, сколько ты пожелаешь."
Джек Дуглас переключил тумблер чтобы проверить звук. Инструментальный трэк "Never Been Sold Before," настоящий рок-н-ролл, полился из всех динамиков в комнате. Это был феноменальный звук: такой громкий как на концертной арене, громкость мечты каждого подростка который когда-нибудь крутил пластинку заперев дверь спальни пока его отец колотил и кричал чтобы он сделал потише
– но также чистый, в отличие от грязнго, мутного искажения рок-н-ролльного зала, вместо такого же аккуратного и хорошего как самое прекрасное гостинное стерео. Элис наклонился ко мне, чтобы крикнуть прямо мне в ухо, так чтобы он смог переорать песню:"Я только что купил самый большой телевизор в мире," заорал он. "Шеп себе тоже такой купил. Мы достали их в Калифорнии. Экран 4#4 фута. Компания Sony делает их. Нам достались эксклюзивные экземпляры. Это обошлось мне в 5000 долларов. Но это того стоит. Представь себе насколько это огромный экран. Представь себе футбольные матчи по воскресеньям."
"Never Been Sold Before" ревела вокруг нас. Где-то через минуту, Дуглас вновь щекнул тумблером, и запись с шумом остановилась на полу ноте. "Скажешь, когда будешь готов," сказал Ричардсон.
Элис смотрл старый фильм David Niven на маленьком телевизоре. Он выключил звук, но оставил картинку. Он прошел через боковую дверь, и оказался в комнате для музыкантов. В темном углу стояло пианино, и он зашел за него и выдал несколько тональностей. Звук ворвался в комнату инженеров через динамики. Он подошел к микрофону, который находился вероятно в 10 футах от просмотрового окна. Он сбросил на пол свою голубую, джинсовую куртку, и изобразил гольфовый свинг в духе Johnny Carson(а). Он натянул на свою голову пару наушников. "У-У-У- У,
А, O," сказал он, и его голос заполнил аппаратную. Он перешел на глубокий, зловещий голос из фильмов ужасов: "Люди Земли, вы в четырех миллардах лет от нас. Сделайте эти пять миллардов."Джек Ричардсон сказал в интерком: "Давай сделаем один прогон, только для раскачки твоего голоса,". Джек Дуглас запустил инструментальную запись "Never Been Sold Before." Элис заглянул в листок нотной бумаги со своей лирикой. Он прижал наушники к своим ушам
, и начал петь:Ты спрашиваешь меня, милая,
Работаю ли я сегодня ночью?
Я на ногах, малышка,
С начала дня ...
Это была стандартная песня Купера, в которой Элис описывал себя как женщину, которая была "под кайфом," и которой приходилось работать в качестве проститутки. Но он протестует и говорит, что не станет "вшивой шлюхой," а клятвы никогда не нарушались прежде; триумф всплывающей добродетели.
Я сидел на тахте, пил пиво и наблюдал. Передо мной, в телевизоре, иронично улыбался Дэвид Нивэн. В отражении на просмотровом окне, я мог видеть как за моей спиной Ричардсон и Дуглас тянуться к приборам. В стекле, во время пения Элис хватался за свой живот. Шов шел вдоль его джинсов. Он был тонок, а начало двойного подбородка нелепо смотрелось на его худом лице. Он носил не бритую щетину, возможно двух дневной давности. На его левом запястье было бледное, грязное пятно; все лето он проносил пару серебрянных браслетов, и немного мыла попало внутрь и загнило. Его голос, впервые испытывающий нагрузки с весеннего турне, был груб и неустойчив. Так или иначе, он никогда не пел спокойным, профессиональным голосом, даже рычащие рок-н-ролльные стандарты; но сегодня вечером, на первой песне, это вовсе не было похоже, на нормальное звучание Элиса Купера. Чтобы все сделать еще хуже, в аппаратной Ричардсон заглушил все инструменты. В своих наушниках, Элис не слышал, как играет группа, но мы слышали только лишь звук его голого голоса. Он был достаточно плох; не лучше чем самое атональное подростковое пение под автомобильный радиоприемник. Джек Ричардсон остановил пленку, и начал ее перематывать.
"O кей," сказал Ричардсон в интерком. "Давай попробуем снова."
Элис стал жестикулировать чтобы привлечь мое внимание. "Это идет под видео пленку фильма “Глубокая глотка," сказал он.
Я не понимал о чем он говорит. Пожимал плечами.
"Мой телевизор" сказал он с другой стороны просмотрового окна.
"Готово," сказал Джек Ричардсон. Инструменты заиграли снова. Элис сбился с лирики, но продолжал петь. Он понимал, что ему какое-то время придется попотеть, прежде чем Ричардсн будет доволен. "Never Been Sold Before," в последней записанной версии, должна идти 4 минуты 20 секунд. Сегодня вечером, Элис будет петь свою вокальную партию более трех часов, прежде чем Ричардсон остановит его. Пленка продолжала крутится, перематываться, проигрываться снова. Элис продолжал открывать банки Будвайзера.
В какой-то момент, Элис помахал Ричардсону чтобы тот остановил пленку. Он просто пел с середины песни, о том, что "сыт по горло улицами, уловками и дураками."
Элис сказал в интерком, "Можно мы споем 'хрены' в этой строчке?". "Понимаете, я имею в виду 'сыщиков.' Понимаете, 'хрены,' это как 'вице детективы.' Но я считаю, что это песня должна быть синглом. Вы не считаете, что спев 'хрены' мы пролетим на радио?"
Ричардсон говорил в интерком. "Черт возьми, ты поешь 'грязная шлюха' в начале песни," сказал он. "Если ты сможешь спеть слово 'шлюха' по радио, тогда сможешь спеть и о 'хренах.' Мне плевать если ты споешь 'члены,' пой что хочешь."
"Думаю, я просто попробую это," сказал Элис.
"
Одну минуточку," сказал Ричардсон. "Три раза подряд? Сразу после слов 'маленькая шлюха?' После того как ты спел эту строчку три раза, вернись снова немного назад.' Ты чуть-чуть перепрыгнул."Элис кивнул. Пленка была перемотана. "Только у меня есть такой," сказал он. Я поднял глаза. "Самый большой телик в мире," сказал он. Он начал по новой:
Ты спрашиваешь меня, милая,
Будешь ли ты работать сегодня ночью?
Прошло больше часа прежде чем Ричардсон сказал, "Отлично, спой последнюю фразу 'снова,' и мы запишем это на пленку, а затем мы его сохраним, а ты сможешь сделать еще один полный дубль на другой трэк."
В другой комнате, Элис сидел на стуле. "Нет хочешь чуть-чуть Эксендрина?" спросил он. "Начинается сказываться операция над моей фронтальной долей черепа."
Пленка уже крутилась. Ричардсон захотел второй полной версии песни, так чтобы в финальном миксе он смог бы смешать два голоса Элиса. На этот раз, в своих нашниках, Элис слышал инструментальные треки, свой записаный голос, и свой живой голос. Его голос был вымученным; он был шероховатым и сырым, но не был расстроеным, и песня начала звучать как рок-н-ролльный хит. В какой-то момент, Элис растянул строчку, распевая, "Я просто не хочу УУУУУХХХХХОООДДДДИИИИТТТТЬЬ," и Ричардсон дал знак Дугласу остановить пленку.
Еще несколько секунд голос Элиса продолжал нестись из динамиков, пока он не понял, что Ричардсон хотел чтобы он остановился.
"Здесь, ты начинаешь походить на маленького Aunt Jemima," сказал Ричардсон. "Давай продадим поменьше блинов, да побольше пластинок."
Джек Дуглас сказал, "Давайте достанем для его головы одну из тех тряпок Aunt Jemima," и промотал пленку уже в 150 раз за вечер.
"Ты работаешь с профессионалом ," обратился Элис к Ричардсону.
"Где он?" спросил тот.
За стеклом, Элис повернулся и посмотрел себе за спину. "Я не знаю" ответил он. "Он был здесь до этого."
Пленка вращалась. Но вновь, когда Элис спел строчку, Ричардсон забеспокоился, он спел. "Я просто не могу ууууййййттттиии ..."
Пленка остановилась. Ричардсон сказал, "Элис, строчка 'Я просто не могу уйти” получается немного ..."
"Я просто захотел спеть немного ... по афро-американски," сказал Элис и улыбнулся.
"Ну, давай не будем петь в духе афро-американца образца 1845 года, а споем в духе афро-американца 70-х," сказал Ричардсон.
Элис сделал круглые глаза и замахал своими руками, пародируя Stepin Fetchit. "Ах, просто не могу УУУЙЙЙТТТИИИ," сказал он.
"Давай немного по-грубее, это все," сказал Ричардсон.
Элис снял свою футболку. "Мне нужно еще одно пиво, и еще Экседрина," сказал он. Но песня получалась; с обычной удачей, через два месяца, она будет хорошо известна подросткам нации как "America the Beautiful."
Спустя 3 часа, Ричардсон попросил Элиса зайти в аппаратную. Элис снял наушники со своих ушей. Его волосы были мокрыми и спутанными. Он вошел через дверь в маленькую комнату, и сел рдом с Ричардсоном.
"Мы прокрутим секунду для тебя," сказал Ричардсон. "Думаю, что есть достаточно подходящего материала на два трека, который мы можем отредактировать и что-то сделать из этого."
"Это история моей жизни," сказал Элис. "Сериал редактирования записей."
"Просто пытаюсь заставить звучать тебя как звезда," сказал Ричардсон.
"
Видишь ли, я понимаю, что я не Род Стюарт," сказал Элис. "Я лишь подросток вкалывающий в рок-н-ролльной школе, пытающийся во всю научится ..."Сессия продолжалась несколько часов. Ричардсон был неприклонен. Где-то на восьмой минуте фонограммы песни "The Man With the Golden Gun," он наклонился над интеркомом и сказал, "Теперь Элис, могу ли я попросить тебя об одном одолжении. Перестань пытаться звучать как Jack Jones, и пой по-грубее. Я хочу чтобы это звучало порочно."
"Я могу попробовать звучать как Mel Torme," ответил Элис с другой стороны окна. "Однажды ночью в ночном клубе мой покойный дядя Lefty напился и ударил Mel Torme. Дядя Lefty встал со своего места, и подбежал к Мэлу Торму, и он сказал, 'Ты хренов гомик.' А потом врезал Торме." Элис спел в микроонную стойку. "Они выкинули дядю Лэфти из ночного клуба."
"Также," сказал Ричардсон, "когда ты поешь слово 'золотым,' не тяни его. По-короче."
"Золо-той?" спросил Элис.
"Правильно," ответил Ричардсон. "Золо-той. Золо-той."
Ричардсон объявил перерыв, чтобы мы смогли съесть немного доставленных ростбиф сэндвичей. В студию вошел юноша по имени Bob Gruen. Он был фотографом которого наняли сделать несколько фотографий на недавних рекорд сессиях в Калифорнии. Он держал кучу доказательств, и Элис стал просматривать их в нетерпении.
Там были фотографии задумчиво позирующего Элиса; фотки Элиса отдыхающего под солнцем; фотографии Элиса гулющего по улице. Там была одна фотография Элиса в футболке с напечатанной на ней надписью "Malibu", где он напрягал свой правый бицепс в классической позе “Мускулистого пляжа”. "Пошли эту в журнал Playgirl," сказал Элис Gruen(у)
.Почти на дне пачки была мрачная, угрюмая фотка Элиса, одетого в белую форму и играющего в футбол, бегущего в одиночку по продуваемому ветром пляжу, его волосы мчались за ним. Элис вытащил фотографию для того чтобы показать ее Ричардсону. "Kennedy, не так ли?" спросил он.
"Да," ответил Ричардсон. "Ethel."
Элис вернулся в большую комнату, чтобы петь снова, но как только он начал, в аппаратной замигал телефон. Джек Дуглас поднял трубку. "Это тебя, Элис," сказал он. "Это Синди."
Cindy Lang, вот уже 5 лет являющаяся подружкой Элиса, ждала его домой. Они жили вместе в фешемебельной квартире на East Sixties, и Элиса не было с обеда. Сейчас было далеко за полночь.
Элис вернулся в аппаратную, и подошел к телефону. "Угу, угу," сказал он. "Угу, угу." Он притопывал своей правой ногой, в очевидном нетерпении от того что его отрвали в офис. "Я не знаю," сказал он. "Наверно еще 2 или 3 часа. Сейчас, я занят. Поговорим, когда я буду дома. Эй, я должен вернуться к работе. Послушай, завтра, я хочу чтобы ты приготовила на завтрак несколько стэков ... Я хочу мясную диету ... да, только овощи и мясо ... O кей, послушай, не запирай дверь, я разбужу тебя ... Эй, я только что просмотрел несколько фоток из Калифорнии ... ты прекрасно выглядишь. Помнишь нашу напыщенную обезьянку? Ты на нее похожа. А я похож на Tyrone Power. Что? Вторжение Body Snatchers продолжается? В какое время? У меня здесь есть телик ... O кей ... увидимся."
Ричардсон показал Элису на комнату для музыкантов. "Мне надо випить бокал виски V.O." сказал Элис. "Я хочу чтобы вы знали, что это из-за тебя, Джек, я запоздал со своим обычным переходом от пива к виски. Я перехожу на виски каждый вечер в 11, а здесь уже почти час, а я все еще жду чтобы начать пить V.O."
"Я не хотел бы оказаться одним из тех, кто мешает тебе вести себя стандартным образом," сказал Ричардсон.
Элис исчез на 5 минут. Когда он вернулся, то сказал, "Прошу прощения за задержку, но в мужском туалете была Ursula Andress, а вы знаете как она ко мне относится."
"Скажешь нам, когда ты будешь готов начать," сказал Ричардсон.
"Ты хоть врубаешься, что Урсуле Андресс 38 лет?" спросил Элис. "Я до сих пор считаю ее самой красивой женщиной в мире. Хотел бы я с ней встретится. Я бы полз за ее багажом с грязным бельем. Держу пари, что она также считает меня самым красивым мужчиной в мире. Либо меня либо Ed(а) McMahon(а)."
Элис закончил "Golden Gun" за следующие несколько часов и начал песню под названием "Teenage Lament '74." Под конец ночи, у него появилась проблема только с одной фразой, которую Ричардсон заставлял его повторять снова и снова. Элис не мог справится. Он попытался спеть восемью разными способами, и ни один из них не сработал.
"Ты не мог бы протянуть эту ноту подольше?" попросил Джек Дуглас.
"Элис, попытайся протянуть ее еще дольше," попросил Ричардсон.
"Разве тебе не понравилось как я последний раз попытался?" спросил Элис.
"Фальцетом?" спросил Ричардсон. "Ты спел грубовать, дерьмо."
"Хотел бы я знать что Пол Маккартни сделал бы при таких обстоятельствах?" сказал Элис. "Может быть мне нужна трансплантация легких. Я помню как я только начал петь, я попробовал косить под Маккартни. Ты знаешь старую песню Beatles 'I'm Down'? Маккартни такой удивительный.
Я попробовал спеть песню его голосом, Я пел, 'Ты врешь, думая, что я не понимаю,' и у меня на шее вздымались вены, из носа потекла кровь ...""Готов попробовать последнее слово снова?" спросил Ричардсон.
"Если хочешь, то ты можешь убысрить или замедлить пленку," сказал Элис. "Я могу спеть ровно в любой тональности."
В конце-концов, Ричардсону понравилось. Он позвал Элиса в аппаратную. "Мы прослушаем последний дубль?" спросил Элис.
"
Да," ответил Ричардсон, " а ты проведешь глубокий анализ.""Обычный William F. Buckley рока," сказал Элис. Песня была проиграна.
"Все хорошо до самой концовки, когда ты поешь так будто тебя сейчас стошнит," говорит Ричардсон. "Но думаю, что я могу исправить. Иди домой. Какие песни ты хотел бы спеть завтра?"
Элис прислонил свою голову на спинку тахты. Какое-то время он раздумывал. "Давай сделаем 'Hippo,' 'Hard Hearted Alice,' и 'Woman Machine,' сказал он. "Нет, подожди. Давай сделаем 'Muscle of Love' и сохраним последний вариант 'Hard Hearted Alice', где мой голос приятно скрежетящий."
"Спокойной ночи," сказал Ричардсон.
Элис и я вышли из аппаратной, из
студии Record Plant, через вестибюль офисного здания, на 44 улицу. Было 3:05 ночи. Мы были единственными пешеходами на улице. Элис нес свою бутылку V.O., теперь полупустую, и открытую банку Кока-Колы. Мы поймали таки, и сели в него."Этот Ричардсон нечто, не правда ли?" спросил Элис.
"Идиалист," сказал я.
"Я знаю, это невероятно," сказал Элис. "Хорошо наблюдать за ним за день до записи своей собственной партии, так что, ты знаешь чего ожидать."
Я сказал, что песня "The Man With the Golden Gun," со стаккато гитарами и драматичными брейками и военными барабанами, звучала как песня к фильму о Джеймсе Бонде.
"Вот почему я написал ее," сказал Элис. "Я три раза просмотрел “Живи и дай умереть”. И ты знаешь, в конце всех фотографий Джеймса Бонда, где на экране идут титры, спрашивается, что же будет дальше? Да, под конец фильма, была строчка со словами 'Сейчас в производстве: Мужчина с золотым пистолетом.' Я подумал, замечательно, я напишу песню под названием 'Мужчина с золотым пистолетом,' и могу выпустить ее до выхода фильма." Элис улыбнулся хитрой улыбкой. "Продюсеры картины пока еще не в курсе," сказал он. "Но вот скажи мне. Что они сделают? Их кинофильм попадет в производство, а песня с тем же самым названием уже будет крутится в миллионе домов, ее каждый день будут транслировать по радио. Ты говоришь о том, что опережаешь события. Это как просунуть всю ногу в дверь, а потом, пинком открыть ее. Им придется использовать ее как тему для фильма. Понимаешь? Сражающиеся корабли, водолазы и вертолеты? Подумай о всех тех фанатах Джеймса Бонда, которые собираются увидеть своего героя ... фильм начинается
, а Элис Купер поет в саундтреке!"Мы отправились к моему отелю, the Park Lane. Отсюда, Элис поедет в свою квартиру. "Ты знаком с Нилом, нашим ударником?" спрашивает Элис. "Когда мы были в Калифорнии, Нил попробовал сочинить песню. Он думает, что она попадет на альбом. Не знаю, как нам объяснить это ему. Господи! Она
потрясна! Ты не знаешь, когда пластинка быстро продвинется в чартах, Billboard отметит пулей эту песню в списке 'Горячая сотня'? Так, № 80, с пулей?' Да, Нил станет первым певцом в истории получающим песню с парашута. № 80, с парашутом и свинцом.' Предками Нила были немцы. Мы разрешим ему писать песни для нас, и не использовать их, и дадим ему выпустить сольник под названием “Слабое звено в супер расе."Элис выпил банку сока. "Ты знаешь, кого я повстреал прошлой ночью?" спросил он. "Kurt Vonnegut. Я был на вечеринке, и он там присутствовал. Я представился и сказал ему что он мой любимый писатель. Мне нравятся его произведения. Он такой циник. Он спросил меня, не видел ли я его новую книжку, и я сказал, что еще нет, а он пообщал мне послать один экземпляр с автографом. Я понимал, что он просто говорит ерунду, как ты поступаешь при встрече с кем-то, но он послал ее. Я получил ее по почте. Я попросил наш офис отослать ему все наши пластинки, и боксы и несколько коробок с футболками Элиса Купера, рекламу
из нашего рекламного офиса и все остальное."Мы промчались по нью йорским улицам. На 52 улицу и шестое авеню, остановились на красный свет. На углу находился магазин полиграфии и там, в окне, был большой цветной плакат Элиса на сцене, его лицо было темно от грима, его шею обвивал питон боа. Свет поменялся. Таксист в нетерпении просигналил стоящему впереди нас автомобилю чтобы тот ехал дальше.
Элис посмотрел из заднего окна такси, на полиграфический магазин. "Я хочу иметь это право," сказал он. "Я рядом с Миком Джаггером, и прямо под плакатом 'Война вредна для детей и остальных живых существ.'"
Такси проехало светофор. Элис попробовал вылить виски из бутылки V.O. в маленькую дырку банки из-под сока, и когда перед Park Lane водитель дал по тормозам, виски залило пол и заднее сиденье такси.
"Не говори водиле что я сделал," поросил Элис. "Скажи, что так все уже было когда мы сели к нему." Его вось часовой рабочий день был закончен. Я сказал, что увижусь с ним в студии, и вошел в отель. Элис вытирал виски старым номером газеты New York Post.