Глава 4

"Что у тебя за херня во рту?" спросил Джек Ричардсон.

"Вяленная говядина," ответил Элис. "Я живу этим. Если Davy Crockett может это, то и я тоже." Он сорвал целлофановую обертку с куска мяса, которое было похоже на грязную, старую, кривую палку. Он громко прочитал инградиенты напечатанные на упаковке: "Глутомат мононатрия, нитрит натрия, нитрат натрия ... Хотелось бы мне знать видела ли эта вяленная говядина когда-нибудь корову?"

"Синди не собирается зайти и понаблюдать за одной из сессий?" спросил Ричардсон.

"Возможно," ответил Элис. "Ей совершенно не нравится наша музыка."

"Умница," сказал Ричардсон.

"Думаю, что я почти готов петь," сказал Элис. "У меня в горле достаточно соплей чтобы спеть эту песню."

Возвращяемся в Record Plant. Когда я ждал когда Элис завершит свои сольные вокальные партии, и когда придет мое время в записывающей комнате, я начал мучится в нетерпении. Чем больше я смотрел как поет Элис, тем больше мне хотелось попробовать самому. Единственный смешной случай в здании случился в большой комнате, когда Элису пришлось вырубить свет и попробовать спеть нужные ему песни. Это было приятное и легкое зрелище, и я испытывал огромное желание зайти туда и сыграть рок-н-ролльную звезду.

Мы в четвером -- Элис, Ричардсон, Дуглас, и я – были вместе по 8-10 часов в день. Я пробыл в Нью Йорке 4 дня. Остальные ненадолго приезжали и уезжали из студии: дополнительные техники, и музыканты из примыкающих комнат, и случайный курьер из офиса Купера, или разносчик из соседнего гастронома, приносил сэндвичи и соки. Хотя, по большому счету, персонажей было четверо.

Ричардсон и Дуглас работали словно хирурги, делающие операцию на открытом сердце, которые хотят убедится, что молодые покупатели нового альбома не смогут распознать и намека на минуту электронных решений принятых на студии Record Plant, а будут крутить пластинку и только воображать что они верят в то, что это группа извращенных безумцев, немстово играющих вместе – не обратят внимание на тот факт, что Элис и остальная куперовская группа даже не присутсвовала в одной комнате вместе во время производства этого альбома.

Четкость, с которой трудились Ричардсон и Дуглас не питалась одним альтруизмом. Компания Ричардсона Nimbus Nine Productions была нанята Шепом Гордоном т. к. у этой производственной фирмы имелся опыт создания хитовых альбомов. Ричардсон и Дуглас будут заявлены на альбоме Muscle of Love как со-продюсеры, а Numbus Nine получит примерно 15 % от каждой проданной копии альбома. По этой причине для них обоих существовала весьма ощутимая разница станет ли Muscle of Love просто большим хитом, или огромным хитом, как диск Billion Dollar Babies. Разрыв между золотым альбомом – один миллион проданных копий – был достаточно крупными деньгами для Ричардсона и Дугласа. Так, час за часом, я слушал как Элис поет 9 песен с Muscle of Love, и я редко мог бы услышать существенную разницу в его версиях отдельных мелодий. Ричардсон и Дуглас могли. Элис мог закончить куплет, а Ричардсон сказать, "Ты слышал как он смазал последний слог слова 'удивительный'?" и Дуглас кивнул бы головой, и они заставили бы Элиса спеть еще раз.

Это была всего навсего рок-н-ролльная музыка а не симфония, когда слушатель может с легкостью почувствовать минорный настрой, было не похоже, что Ричардсона и Дугласа это заставило бы как-то изменить свой подход. Это была рок-н-ролльная музыка Элиса Купера, а не продукт рокеров считающих себя классическими гениями с классической важностью, казалось, что это вовсе не успокаивает их. Они оба знали, что многие откровенные “вставай и играй” рок-н-ролльные группы глумились над Элисом Купером, высмеивали музыку Купера, и смеялись над его успехом. Недостаток уважения со стороны так называемых “серьезных” рок музыкантов не волновал Ричардсона и Дугласа. Они хорошо понимали, что есть буквально тысячи групп по всей стране которые были гораздо более технически подковаными в производстве музыки чем группа Элис Купер. Здесь никто не сомневался в техническом мастерстве – по крайней мере не по части Элиса Купера. Значительное техническое мастерство зависело от Ричардсона и Дугласа, которое знали, что существует определенное звучание Купера, которое будет хитовым, и они были вынуждены выходить из Record Plant с этим звучанием на пленке. Они никогда не кивали своими головами под музыку, не подпевали словам. Они склонялись над своей консолью и тихо, медленно делали свою работу.

Сам Элис был другой историей. Его квартира находилась всего в 5 минутах от моего отеля, так что мы обычно катались в студию и обратно виесте. Извращенная порочность сценического шоу Купера отсутствовала; Элис, также, находился здесь чтобы делать свою работу, и ужасный имедж, который он отрабатывал на гастролях, не был частью этой работы на этой неделе.

Я и Элис мчались через район бродвейского театра, который наверно является символом американских развлекательных фантазий, к the Record Plant, где Элис выполнял свою ежедневную работу пытаясь остаться символом нынешних фантазий Америки. Он говорил легко и просто, слегка носовым голосом в зависимости от настроя и громкости; это был почти-что актерский голос, осознающий впечатление которое он может передать вслух. Голос был исполнен волнения и энтузиазма, в не отлаженной, контролируемой, манере среднего запада, и это было контрастом по отношению к иногда стандартному рок-н-ролльному бормотанию, которое так часто неслось от светских звезд, которые боялись продемонстрировать какое-либо чувство помимо глубокого, утомительно отсутствия интереса по отношению к миру.

Элис был чем угодно, но только не пресытившимся типом. Ему не нужно было симулировать ауру клевости. Он не смог бы просидеть молча и 30 секунд без коментария текущей сцены, или не рассказав что стряслось с ним прошлой ночью, или без иронии над своим успехом. Он до сих пор был взволнован и задет тем фактом, что он был одним из самых узнаваемых имен в мире, интернациональной звездой. Он решил, что это забавно и приятно, и он демонстрировал это. Многое осталось от Винсента Фурньера, сына фундаменталиста священника из Аризоны, который сменил свое имя на Alice Cooper в надежде, что имедж неопределенной сексуальности и угрожающего насилия поможет выделить его группу из десятков тысяч команд, которые пытались заработать себе национальное имя. Элис рос в Детройте, а затем в Аризоне, школьный атлет и автор школьной газеты. Он попал под влияние рок-н-ролльных звезд смотря свой семейный телевизор, и он убедил своих четырех школьных друзей сформировать с ним группу. Им пришлось играть по всей Аризоне, и после окончания школы они все поступили в один из общественных колледжей штата. Но вскоре они забросили это дело, для того чтобы постоянно заниматься рок-н-ролльным граалем, и перебрались в Калифорнию, где они были неизвестны, пока не встретили Шепа Гордона. Затем началась гонка – использование потрясающих сексуальных и насильственных трюков в попытке стать популярным во всем мире атракционом. Теперь, когда это случилось, Элис отказался довольствоваться этим. Ему это понравилось, и это заинтерисовало его, и он не пытался скрывать этого факта. Он отказался воспринимать себя серьезно; если он хотел играть роль сумасшедшего панка, по крайней мере, он позволяет себе роскошь смеяться. Он продал миллионы пластинок, но не питал иллюзий по поводу их глубины. Он решил, что идея рок-н-ролльных “артистов” это вой, и он считал, что сам является лучшим примером правильности своих слов. Как-то вечером, по дороге в студию, он передал мне клочок нотной бумаги, на котором он карандашом написал первую строчку титульной песни с альбома Muscle of Love, о девчонке которая является предметом разговора школьников в раздевалке, где она известна под именем "гора сливок":

Джо взял ее на дневной спектакль,

сказал, Боже, она не перестанет ...

"Ты заметил насколько неуловима моя лирика?" спросил Элис. "Тебя впечатлила ее искуссность?"

Я спросил его сколько времени у него уходит на написание песни.

"Песни?" переспросил он. "Я сочинил слова ко всему альбому за один день, пока смотрел игровые шоу по телевизору. Я имею ввиду, как рождаются эти вещи, не так ли? Остальная группа отдает мне инструментальные партии, а я сочиняю слова за пару часов. Конечно, это не бессмертная проза."

Действительно, он полностью осознавал, что Америка приняла его тошнотворный, кровавый имедж очень серьезно, поэтому ему хотелось еще сильнее смеяться над собой. Только так можно было сохранить свое здравомыслие. В первые годы куперовской славы, я видел как он уходит со сцены после шоу наполненного ритуальным убийством и кровью, и садится в гримерке. Таракан бежал по полу, а другой участник группы подошел к нему, готовый раздавить его своей ногой. "Не надо!" закричал Элис, с искренним чувством. Остальным музыкантам пришлось остановится, и все в комнате посмотрели на Элиса, и ждали объяснения. Он пожал своими плечами и сказал, на половину смущенный, "Это живое существо. Оно же ничего нам не сделало. Не зачем причинять ему боль."

И это говорил человек, который убивал младенцев каждую ночь. Конечно, такого его молодые поклонники не ожидали от него. Элис гордился своей интиллигентностью и ироничностью, а в студии, он делал все от него зависещее для того чтобы показать, что исполнение роли Элиса Купера было всего навсего работой. Очень приятной, прибыльной работой, и он совершенно сознательно поддерживал свой имедж. Но перед лицом Ричардсона и Дугласа, двух людей, чего уважения он добивался, он всегда страстно желал еще раз продемонстрировать, что он не ошибается в себе ради опасного негодника по имени Элис Купер, который был продан публике.

Атмосфера в студии была странным сочетанием Элисовской решительной откровенности и в равной степени решительной рассудительности Ричардсона и Дугласа. Все трое были профессионалами работающими на пределе, но Элису нужно было позволить по крайней мере случайную искру раскрепощенности для того чтобы напоминать себе о происходящем, в конце концов, рок-н-ролл, это не расщепление атома. Ричардсон и Дуглас не нуждались в этом. Таким образом, в середине песни, которую Элис пытался закончить вот уже более двух часов, он рыгнул во время инструментального прохода. А Джек Дуглас говорил, "Это Будвайзер; наверно еще больше рыганий так и осталось на дорожках." Джек Ричардсон добавлял: "Мы найдем их."

Тем не менеее все еще пытаясь доказать, что он до сих пор может быть подростком - остряком, Элис никогда бы не смог избавится от того факта, что он уже не был обычным 25-ти летним парнем. Он мог говорить о Лондоне, и сказать, что когда группа путешествовала там, они поселились во всем отеле Blake, где их круглые сутки обслуживали в номерах, а менеджмент все время следил за тем чтобы кухня была открыта всю ночь для рейдов группы Купера – конечно, за все было уплачено, корпоративным руководством группы компанией Alive Enterprises. И он мог рассказывать о итальянском ресторане в Лондоне, который обслуживал под вывеской "Veal ala Cooper," в честь этого мальчика из Аризоны. Или он рассказывал о своей встрече с Jean Stapleton, из теле передачи "Все в семье," и что она подошла к нему и сказала – здесь Элис начинает имитировать Edith Bunker -- "O, Элис, как ты можешь таскать эту змею? Я волнусь за тебя." Он может рассказывать свои истории, и никому не нужно напоминать, что статус рок-н-ролльной звезды предпологает определенные отличия, определенные вариации жизней, к которым мы все обычно стремимся.

Как-то ночью сессии закончились рано. Ричардсон и Дуглас сказали что им нужно немного поработать над редактированием пленок, и им лучше позаботится об этом еще до записи каких-либо новых вокальных партий. Элис спросил меня, нет ли у меня желания поехать с ним к нему домой чтобы выпить. Теперь, он и остальные считали Нью Йорк своим домом; помимо квартиры на Манхэттене, где он жил с Синди Лэнг, у него был дом в Гринвиче, штат Коннектикут, как и у всех остальных в группе.

Это было после 11-ти, так что Элис переключился на виски. С первой ночи рекорд сессий, не было ни секунды, чтобы каждую ночь я видел его без пива, или без бутылки V.O. и сока, начиная с 11-ти часов. Он тащил свою выпивку в такси.

"Временами, я хочу знать сколько я выпиваю пива," сказал он. "Когда я встаю утром, первое что я делаю – это пью 2 или 3 теплых пива, просто чтобы подогреть в себе аппетит. Утром, у меня всегда нет аппетита, но теперь вот есть. Пиво обволакивает мой желудок, или что-то в этом духе. Обычно, я пью много виски. Вот почему я не начинаю пить виски V.O. до 11-ти. Я превращаюсь в алкоголика, и мне жутко от этого. Я не могу напиться пивом. Оно действует лишь как транквилизатор, но также поддерживает во мне силы. Ты становишься в этом деле настоящим знатоком. Ты можешь завязать мне глаза и звякнуть баночкой пива Budweiser, маленькой баночкой, высокой бутылкой, и коротенькой бутылкой передо мной, и я могу выпить из каждой и сказать тебе чем каждая отличается. Из-за воды. Каждое пиво отличается составом воды." Он гордо выглядел, зная о том, что он был неподражаем пьяным утром вместо стериотипного образа рок-н-ролльщика-наркомана. Элис, живой представитель худших кошмаров американских родителей, помимо наркотиков.

Водитель такси высадил нас за пол квартала до квартиры Элиса. Элис был одет в белые джинсы которые висели лохмотьями сразу же под бедрами, и в бейсбольную тренировочную куртку. Хотя даже в таком прикиде, на него поглядывали на улице. С начала сессий, я несколько раз выходил с ним на публику – в том числе в ресторан на Rockefeller Plaza для послеобеденного ланча – и когда он появлялся, несколько голов поворачивалось с любопытством, вовсе не узнавая знаменитого Элиса Купера. Элис выпадая из контекста всего навсего был еще одним молодым нью йорцем пытающимся уродско выглядеть, косящего под прикид рок-н-ролльной звезды. Признание приходило на гастролях. Здесь, где никто не ожидал увидеть Элиса Купера, он был почти невидимым. Сегодня вечером, одна из девушек “Процессуального религиозного культа” подошла к нам, и в какой-то момент показалось, что она может узнать личность Элиса. Но она лишь хотела продать нам памфлет.

Элис дал ей доллар, и после того как она отошла, он кинул литературу в мусорный бак. "Я всегда даю им деньги," сказал он. "Моя первая любовь интерисовалась Процессуальными штучками. Они напоминают мне о ней. Вот когда мы были в Калифорнии, впервые пытаясь сделать это. Она была что-то. Я решил, что она действительно полюбила меня. Потом, как-то ночью, в ее комнате, я открыл ее дневник. Ты должен был бы это видеть. Кино звезды, звезды рок-н-ролла, актеры, буквально все. Там даже было написано имя Марлона Брандо. Она встречалась со всеми. Я решил, что она отдалась Брандо лишь затем чтобы произвести впечатление на людей, но как-то я был в ее комнате, и кто-то постучался в дверь ее квартиры, и она пошла открывать, и это был Марлон Брандо. Только представь себе, как я ждал ее в спальне, а Марлон Брандо был с ней в гостинной. Я тут же ушел. Держу пари, что теперь она вышла замуж и живет себе нормальной жизнью."

Мы вошли в здание где находилась квартира, полу-новое местечко не отличимое от сотен других таких же в соседних кварталах. Консьерж, в своей белой жилетке вежливо кивнул Элису головой. Мы проехали на лифте на верхний этаж. Элис не носил никаких ключей. Он постучался. Ответа не было. Он постучался еще раз. Молчание. Он начал стучать непрерывно, и закричал "Синди! Синди! Синди?"

"Я в ванной," отозвался женский голос. "Я мою свои волосы. Минуточку."

Прошло две минуты. Потом, щелкнул первый замок, через секунду третий. Синди Лэнг открыла дверь. "Если бы ты взял с собой свои ключи ..." сказала она. Она была очень миленькой, во всем чистом, с живыми глазами, никакого намека на неряшливость закулис. Она не была одной из возмутительных девиц с лиловыми ресницами и трех-цветными волосами, с которыми вы могли внезапно встретится, когда они тусовались в холле гастрольного отеля Элиса Купера. Она с легкостью смогла бы позировать в рекламе мыла для лица. Элис встретил ее 5 лет тому назад, когда группа жила в Детройте. Синди никогда о нем не слышала, и не имела привычки посещать рок-н-ролльные шоу. С тех пор они вместе; сейчас, в свои 23, она работала моделью на Манхеттене, и она до сих пор редко слушала музыку. Вместо этого, в течении дня она пыталась читать книжки. Сегодня вечером, корреспондент журнала интервью Энди Ворхола только что уехал из квартиры. Он писал центральную статью номера о том каково быть подружкой Элиса Купера. Волосы Синди были еще мокрыми от шампуня.

"Ты не посмотрела адрес проезжей части в Квинсе для меня?" спросил Элис.

"Плохие новости," ответила Синди. "Каждую ночь, она открыта только до полуночи. Если ты все время будешь записываться так поздно, то так никогда и не сделаешь это до окончания альбома."

Мы вошли в гостинную. Синди поднесла мне и Элису немного виски; она пила сок. Телевизор был включен, и появилось лицо Мика Джаггера, в рекламе. Джаггер был накрашен как женщина и носил тонкий шарф, соблазнительно надувая губы. Должно быть это были Rolling Stones, на шоу Эда Салливана в 1965, те, кто убедили Элиса в том, что тот должен действительно заняться этим, ему пришлось просто перестать думать об этом, пришлось уехать из Аризоны и стать настоящей рок-н-ролльной звездой, вместо того чтобы быть членом местной школьной группы. Ему пришлось пережить возбуждение Джаггера и the Stones, с их дразнящей, но все таки слегка скрытой, двуполостью, передовавшейся их молодой аудитории, и он подумал "вот было бы прикольно заставить Стоунс смотреться как детский сад." Теперь, на Элисовском телевизоре на Манхеттене, Джаггер косил под Элиса Купера, пытаясь продать новый альбом, но если бы Элис обратил свое внимание на этот факт, он умолчал бы об этом. Вместо этого, он сказал Синди, "Я не говорил тебе, кого вчера я видел в самолете? Jimmy Olson(а)! Живого! Парня, который играл Джимми Олсона на теле шоу “Супермэн”! Он был в галстуке и все такое. Он подошел к моему креслу, и я тут же узнал его. Я сказал 'Эй, Jimmy Olson!' А он приложил палец к своим губам и сказал, 'Тссс, я пытаюсь пережить это.'"

Синди толкнула Элиса на гигантскую квадратную водяную кровать, служившую гостинным диваном. Она прыгнула за ним, и поцеловала его. Он сказал, "Эй, я слишком стар для этого."

"Я знаю," ответила Синди. "Тяжелый день в офисе. Пойду домою свои волосы."

Квартира была длинной и светлой, но не особенно шикарной. Ящики Будвайзер были навалены на кухне. Спальня Элиса и Синди была скромненькой и не затейливой, спальня обычной молодой парочки, за исключением того, что на стене, вместо картин или плакатов, висели золотые и платиновые альбомы Элиса. "Обычно, меня не волнуют такие вещи, так что я держу такое удостоверение эго в своей комнате," сказал Элис. "Эти платиновые диски означают, что рекорд компания внесла по 5 миллионов долларов за альбом. Приятно перед сном взглянуть на такое." В ванной, на стене напротив вертикальных приспособлений, кто-то прикрепил наверно сотню маленьких фотографий. Фотки, были маленькими портретами, по типу фотографий в школьных выпускных альбомах. Однако, в этих фотографиях было что-то растраивающее, и потребовалось около минуты на их изучение: все парни и девчонки на фотографиях были непривлекательными. Не ужасно мерзкими, или уродливыми. Но людям просто не повезло с физическим обликом. Это были студенты высшей школы, которые никогда не были популярны, которые завидовали популярным атлетам и домашним королевам. Очевидно, фотографии были сделаны еще до середины 60-х, еще не было никаких длинных волос. Все мальчики были одеты в свои лучшие мужские куртки, у всех девчонок были прически, они горячо улыбались в попытке мило смотреться в ежегоднике. Но ничего не получилось; они выглядели так как должны были выглядеть каждый день в течении многих лет, и общий эффект был ошеломлящим и депрессивным, еще более опустошительным чем от фотографии Diane Arbus. Фотографии были повешаны в ванной когда Элис был на гастролях. Они были сделаны кое-кем из его друзей. Они решили, что дадут Элису повод посмеяться пока он будет сидеть в туалете.

Мы вышли на кирпичную террасу которая тянулась вдоль квартиры, и стояли рассматривая Манхэттен. Нью Йорк казался странно молчаливым. Осенний воздух был холодным после полуночи, и мы все были без курток. Ветра не было, и мы разговаривали громче чем это того требовало – поэтому нам пришлось понизить голос, словно мы боялись разбудить соседей, продолжая разговаривать нормальным тоном.

"Мне интересно как на тебя влияют гастроли," сказал Элис. "Я расскажу тебе, последнее, чуть было не свело меня с ума. Прежде всего, оно было похоже на сон который становится явью, все эти набитые залы каждую ночь, все эти репортеры и фотографы в каждом городе. Но под конец, меня это начало доставать. Под конец, каждый раз, когда я слышал щелчок камеры, я съеживался от страха. Это была непроизвольная реакция. Камера включается, а я вздрагиваю. Это было почти как звук выстрела. Я не уверен в том, что же стряслось со мной. Возможно, что это было всего лишь утомление. Но последние пару недель гастролей, мне приходилось убегать со сцены во время шоу и блевать, затем возвращаться как ни в чем не бывало.

"Но больше всего я запомнил щелчки камер, и как неразумно я к этому относился, насколько это мешало мне. Я вовсе не считаю, что это был страх – я думаю, что был напуган, и это было совсем другое. Когда я был ребенком, когда моя семья жила в Детройте, обычно, мы смотрели теле шоу под названием 'Туши свет.' Это было одно из тех шоу ужасов, и мои родители обычно выключали весь свет, и на экране появлялось совершенно жуткое лицо – это так сильно пугало меня. Но отвращение, которое я испытывал когда слышал щелчки этих камер, было совсем другим. Оно было ... оно было физическим. Ко мне приходят все эти болезненные мысли."

Мы стояли уставившись на линию горизонта, ничего не говоря несколько минут. Элис зашел в квартиру, и вернулся с бутылкой виски. Он подлил его в наши бокалы, и поставил бутылку на стену террасы.

"Ты когда-нибудь ходил на похороны?" спросил он. "Не думаю, что я пошел бы. Я сказал Синди, что никогда в жизни не приду на ее похороны. Своим родителям я сказал тоже самое. Я сказал, что если я когда-нибудь умру до их смерти, то мне не хотелось бы чтобы они приходили на мои похороны. Я хочу чтобы они помнили меня живым. Вся идея людей марширующих за открытым гробом и прикасающимися к мертвецу ... Я ненавижу это, я никогда не буду частью этого."

И вдруг он вышел из этого мрачного настроения. В следующей сентенции он говорил о чем-то совершенно по-другому, и его тон был счастливым и светлым: "Гастроли могут быть таким ужасным эго. Когда мы впервые попытались сделать это в масштабах страны, сразу после записи своего первого альбома, Pretties for You, у нас был концерт в Glenville, штат Мичиган. Мы поселились в мотеле, и там не было ни одного телевизора, и зал вмещал всего 200 человек. Я решил, что это будет по настоящему угарная ночь. Так мы вышли на сцену, и зал был полон – и я начал петь, и все подростки в первом ряду знали всю лирику к Pretties for You. Можешь ли ты себе представить пережитое нами чувство? Даже я не знал всей лирики к Pretties for You, а эти пацаны в этом маленьком городке знали каждую песню.

"Даже теперь, мы знакомимся с теми великими людьми которых мы и не думали встречать. Ты помнишь ту девчонку из журнала Oui? Ту девку которая была в чулках из натурального пластика? Когда мы играли в Мюнхене во время Европейского турне, рекорд компания устроила для нас эту вечеринку. Девчонки в Мюнхене – самые красивые в мире, и каждая девка, что приходила на вечеринку была красивее предыдущей. Не думаю, что кого-то завалили той ночью, они все ждали появления следующей группы еще более красивых девчонок. Так или иначе, мы стоим, пытаемся быть снисходительными ко всему этому, и появляется девчонка с фотографии Oui. Она пришла, чтобы быть с нами! Она была одета в эти ... меховые шкуры. Моя сигарета затвердела. Я никогда не видел ничего подобного."

Холодало, и мы вернулись в гостинную. Рекламная наклейка от жувачки Doublemint была прилеплена к телеэкрану. Близнецы Doublemint скакали, пели и улыбались в свежести зеленого парка. "Я хотел бы сообразить групповушку с тремя девками," сказал Элис. "Правда, было бы весело переспать с тремя одновременно. Лишь потому что они такие ... похотливые."

Ему потребовалось всего только 3 или 4 секунды чтобы вновь попасть под гипноз телевизора. Он развалился на водяной постели-тахте, клюя носом. Началась реклама Tang. Она привела к еще одному монологу Купера: "Знаешь, не думаю, что мы когда-то были на луне. Я считаю, что все это было сделано в той же самой студии, где они снимали рекламу Tang. Эта реклама - идеальна. Просмотр рекламы Tang не отличается от просмотра настоящей теле трансляции с луны. Как мы можем об этом говорить, если они врали нам? К тому же, возможно это было снято в диснеевской студии. Я расскажу тебе, если обнаружится, что мы никогда на самом деле не были на луне, думаю, что я действительно уважаю эту страну, любая подлая и лживая страна подходит мне; они могут рассчитывать на мою поддержку."

Это была ночь рок-н-ролла на национальном телевиденье. За последние несколько лет, теле сети и спонсоры осознали тот факт, что если они будут транслировать рок концерты в последние часы уикенда, то они заработают много денег, и привлекут орды молодых зрителей. Премьера первой ночной программы о рок музыке состоялась на канале ABC в серии "На концерте", и в ней участвовал Элис Купер. Первый выпуск "На концерте" был настолько популярным, что быстро появились подражатели, и сегодня вечером Элис обнаружил себя сидящим разволясь в своей гостинной, в точности как миллионы миллионов остальных молодых американцев, наблюдающих за рокерами по телевизору. К тому же, вскоре стало ясно, все рокеры вечернего телевиденья демонстрировали, что они поняли не только мрачность, но определенную яркую, блестящую хитроумную, сексуально противоречивую сценическую рутину Элиса, и сами пытались заработать на этом.

Так Uriah Heep, английская хэви металлическая группа, промелькнула на экране с такой же прихрамывающей походкой, используя грим и театральность Купера. Элис засмеялся. "Прочь," сказал он телевизору. "Это оскорбление глиттера."

Он переключил канал. Там были Mott the Hoople, еще одна английская группа, котороя уже давно работала на сцене, но стала популярной только после того как изменила свое шоу и записала песню "All the Young Dudes," которая превратилась в некое подобие неофициального гимна голубых. Элис, который никогда не спал с мужчиной в своей жизни и на самом деле даже не допускал саму мысль об этом, сказал, "Я слышал о том, что они собираются нанять Rockettes для шоу, которое они дают в Калифорнии. Я серьезно," и переключился обратно на первое шоу.

Деревенщина Joe McDonald, который, обычно пел песни протеста о Вьетнаме, появился в блестящей футболке. А затем, появился Марк Болан, английский рок-н-ролльный певец который был большой звездой у себя на родине, но искал способ в конце концов стать популярным в Америке. Болан метался по экрану, символично мастурбируя своей гитарой, он бил по гитаре хлыстом пока из нее не пошел дым, засунул ее себе между ног, и прыгал по сцене.

Элис Купер, старый законодатель насилия, глазел на Болана. "О, нет," сказал он.

На экране, за спиной у Болана материализовалась парочка чернокожих танцовщиц. Две женщины прыгали, корчились и толкались в невероятном бешенстве, пока Болан бросал гитару зрителям и пел песню "Get It On (Bang a Gong)."

В гостинную вошла Синди Лэнг, с полотенцем на своих волосах. "Иди сюда, быстрее," сказал Элис. Она подошла к телевизору. Две чернокожие танцовщицы вскидывали свои руки и ноги, молотя ими во всех направлениях, по-видимому на гране неистовства.

"Такое ощущение что кто-то вкачал немного ЛСД в этот негритянский арбуз," сказал Элис.

До полуночи того же вечера, перед тем как я должен был записываться, из Лос Анжелеса прибыл Шеп Гордон. Он общался с компанией Warner Brothers на предмет дистрибьюции, рекламы, раскрутки Muscle of Love; работа, которую он проделал в Калифорнии будет такой же жизненно важной для успеха альбома как и работа проходящая в Record Plant. Гордон вошел в аппаратную неся свой портфель Louis Vuitton. Он выглядел усталым. Как только он сел, он начал просматривать газеты которые он достал из портфеля.

Элис перестал петь и вошел в аппаратную чтобы поздороваться с Шепом. "Что ты думаешь о использовании the Pointer Sisters для подпевок на 2 или 3-х песнях?" спросил Элис.

Шеп пожал плечами. "Они в Лос Анжелесе," ответил он. "Весь вопрос в том во сколько обойдется их перелет сюда."

"Они популярны," сказал Элис.

"Хорошо, я подумаю об этом," ответил Гордон. "Я могу заполучить Ronnie из the Ronettes, и я думаю, что возможно мне удасться достать Лайзу Миннелли. Если Элтон Джон в городе, я тоже не исключу этот вариант."

Элис оживленно говорил о песнях на альбоме. Шеп молчал. Он заплатил Ричардсону, чтобы альбом получился как надо, и допускал, что Ричардсон справится со своей работой. Элис все говорил и говорил, о произношении слов "хрены" в "Never Been Sold Before," и о своих планах для "The Man with the Golden Gun," и о всем том, что случилось во время рекорд сессий. Гордон качал головой и изучал свои газеты. Хотя Шеп был всего на три года старше Элиса, атмосфера разговора очень напоминала маленького мальчика болтающего со своеим папочкой, который только что пришел домой с работы.

"Однако, мы получили наши золотые альбомы из Австралии?" спросил Элис.

"Я слышал, что они пришли," ответил Гордон. "Я проверю это утром."

Джек Ричардсон спросил из-за консоли: "Мы получим наш золотой альбом за производство Love It To Death, Шеп?" Love It To Death был первым золотым альбомом Элиса Купера, и Ричардсон захотел один экземплярчик для офиса компании Nimbus Nine в Торонто.

"Из какой страны?" спросил Гордон.

"Из Америки," ответил Ричардсон.

"Ты должен был получить его еще полтора года тому назад," сказал Гордон.

"Ты уверен?" спросил Ричардсон. "Когда он стал золотым? Ты уверен, что он вообще получил золото?"

"Я могу сказать тебе конкретную дату когда он стал золотым," сказал Гордон. "Я купил последние 215 000 альбомов для чтобы диск стал золотым. Мой банкир позвонил мне и сказал, 'Что это за чек на 500 тысяч долларов?' и я сказал ему расслабься, отдыхай, это инвестиция."

"Иисусе," сказал Ричардсон.

"Я увижу ваш золотой альбом завтра," сказал Гордон. "И между прочим, офис просил у тебя квадрекс микс на Billion Dollar Babies?"

"Ты получишь его 1 ноября," сказал Ричардсон.

"Нам он нужен еще до Рождества," сказал Гордон.

"21-то, самое раннее," сказал Ричардсон. "Я смикширую его как только сделаю последний микс этого альбома."

Элис почти заканчивал последний сольный вокал на альбоме. Завтра, после обеда, мы будем записывать подпевки. "Приходи завтра и посмотришь как мы поем," сказал Элис.

"Я должен петь в офисе," сказал Гордон.

"Да, я никогда не стал бы меняться с тобой работами," сказал Элис.

Гордон изучал параграфы в контракте. Он не мог оторваться. "O," сказал он. "И я только что сходил и купил себе змею."

Hosted by uCoz