Интернет сайт www.ink19.com 11.05.04 автор: Gail Worley

Когда появились Stones, мы стали их большими поклонниками, так что я развил свою технику играя блюзовые партии Билла Ваймана. Потом друг Глена притащил пластинку Yardbirds, с этого все и началось. Наверное, на мою манеру исполнения больше всего повлиял прогрессивный стиль Пола Семвела-Смита из Yardbirds. Мы даже играли в первом отделении у Yardbirds когда они приезжали в Феникс, Аризона; наверное это было в 1965 или '66. Мы играли только песни Yardbirds [смеется], и они были поражены этим. Они просто не могли поверить, что кто-то слышал о них в середине пустыни, что есть группа играющая только их песни. Когда группа переехала в Калифорнию, мы внезапно решили, что нам надо найти свой собственный стиль. Мы набрались опыта, играя чужие песни, так что нам пришлось сменить тактику.

Моя оригинальная бас гитара с зеркалами была модели Gibson EB-0, я покрасил ее в металлический зеленый цвет, потому что я собирал моделки автомобилей, и это был мой любимый цвет [смеется]. Для покраски гитары я даже использовал ту же модельную краску. Но мы прозвали эту басуху "Легушка", из-за зеленого цвета. Откуда взялась эта легушачья тема, просто моя жена Синди считает, что я улыбался как легушка [смеется]. Эта легушачья басуха теперь выставлена в Зале Славы Рок-н-Ролла. Я только что ездил с ней на гастроли “Бунтари Рока” приуроченные к 100-летию фирмы Harley Davidson. С этим инструментом я гастролировал по всему миру. Я сказал Нилу, что хочу, чтобы мы продолжили нашу карьеру именно с моей бас гитарой, потому что лучшего турне и представить себе было не возможно [смеется]. Вот это был прикол, потому что в прошлом году Джо, Нил и я выступали в Кливленде, – Майк Брюс тоже был на том концерте. После этого концерта, я отдал свой бас в Зал Славы. Я давненько не играл на этом инструменте, но я все отладил, поставил новые струны и отыграл на ней тем вечером. Когда я принес гитару в Зал Славы Рок-н-Ролла, девчонка открыла кофр, одела хлопчатобумажные, белые перчатки и осторожно вытащила инструмент из кофра. Я сказал ей, извините, если вас смущает моя улыбка, но если бы вы видели как вчера на концерте я колотил этой гитарой по сцене, то вы бы тоже поняли всю комичность этой ситуации [смеется].

Но, так или иначе, именно Gibson стала моей первой зеркальной басухой. Я приклеил эти кусочки зеркал из-за Литтл Ричарда. Мы играли в Торонто, а у него была такая жилетка обклеенная зеркалами. Тогда мы пытались разрушить барьеры, существовавшие между группой и зрителями. Зачастую, барьер падал прямо до черного хода, потому что когда мы отыграли, в зрительном зале уже никого не было [смеется]. Я решил, что когда прожектор посветит на бас, зеркальные зайчики разбегутся по всему зрительному залу и сломают существующий барьер. Кидание предметов в публику тоже пошло на благо шоу. Сейчас, в составе группы BDS я играю на басе Fender Jazz Bass выпуска 1970 года. Это моя любимая бас гитара, с кленовым грифом склееным из трех кусков и черными мозаичными вставками на ладах.

Это мой любимый инструмент с 1970, правда. Иной раз, для какой-то конкретной песни продюсеры не могли добится необходимого им звучания, и нам приходилось посылать кого-нибудь взять басуху на прокат. И прокатная стоимость зачастую была выше стоимости самого инструмента, так что, мне приходилось бережно относится к своей гитаре. Как группа, мы возили с собой на гастроли массу разных инструментов. Глен потерял свою розовую гитару Les Paul, она пропала из-зпод кровати в номере нью йорского отеля, когда там спало 8 парней. Но и я сам потерял пару бас гитар. Я прятал их за занавеской в своем номере и все такое, но мне до сих пор не хватает этих инструментов. Когда на гастроли я поехал с этим басом Fender, мне эта гитара так понравилась, что я захотел использовать ее в студии, так что я купил еще один такой же джазовый бас 70 года выпуска, только белого цвета. Я купил третью басуху, опять белую, и у меня до сих пор есть все три эти бас гитары, даже не смотря на то, что одну я перекрасил в зеленый. Одна из этих бас гитар звучит на альбоме Джона Леннона Rock N' Roll, на ней сыграл наш друг, Rockin' Регги Винсент. Он был со автором песни "Billion Dollar Babies."

Я люблю музыку именно потому, что песню можно написать совершенно по-разному, используя разные подходы сочинительства. Я басист, так что я мыслю как басист. Даже когда я что-то сочиняю на гитаре, как правило, в уме я держу партию баса. Если же говорить о написании партий, то для меня бас гитара – это некая головоломка. Когда я играл в группе Alice Cooper, мне приходилось подстраиваться под басовый барабан и играть в соответствии с аккордовой структурой. Иногда мне удается сделать так, что песня развивается и рождается в соответствии с партией баса, но обычно я играл ориентируясь на направление Нила. Потом, я создаю свою бас партию как дополнение партии ударных. Кроме того, если я слышал, что внезапно Глен играет какую-то конкретную гитарную гармонию, я шел за ним. Здесь не было четко разработанного подхода. По большому счету, я сочинял свои партии именно в такой манере, потому что мне не хотель быть похожим на других басистов. Мне хотелось выработать свою оригинальную манеру. Вот почему я предпочитал диссонирующие ноты, даже хотя я обычно смягчал их, чтобы они были более приятными на слух. В начале нашей карьеры, у меня была возможность гнуть свою линию, на альбоме Pretties For You, потому что мне хотелось, чтобы група развивалось именно в этом направлении. Мне хотелось, чтобы мы были настоящим авангардом. Группа шла в этом направлении, были перспективы именно такого развития, но в какой-то момент мы решили, не важно, что ты играешь, если кому-то это нравится, это еще не означает, что ты на правильном пути. Просто когда Майкл начал сочинять замечательные песни, а я стал более изощренным в своих басовых партиях, – вся группа поднялась на качественно новый уровень – и именно в этот момент мы встретили Боба Эзрина. Был выбран как нельзя более подходящий момент. Очень удачный момент, именно тогда, когда мы не знали в каком нам дальше идти направлении. Столько лет мы буквально жили на чемоданах и зарабатывали себе на кусок хлеба.

Когда мы встретили Боба, у нас уже были готовы такие песни как "I'm Eighteen," "Caught in a Dream," и ряд остальных песен, в последствии попавших на альбом Love It To Death, так что Бобу не нужно было что-то глобально перекраивать. Тем не менее, Боб кардинально повлиял на весь процесс, а мы относились к нему как к музыканту группы. Иногда, он даже играл с нами на одной сцене. Мне очень нравилось работать с Бобом, потому что он был достаточно умен для того чтобы понимать химию группы, и как эта химия будет изменяться в дальнейшем. Но охотно позволял мне и Нилу заниматься нашим абстрактным экспериментированием. Нил был готов испробовать все существующие барабанные партии, прежде чем остановится на чем-то конкретном, скажем, создать какую-то связующую вставку. Я делал тоже самое; мы играли то так, то этак, но Боб позволял нам делать это. Потом, когда у нас начинало что-то получатся, вместо того чтобы позволить нам идти в разных направлениях, он говорил, "Минуточку, Нил, здесь басовый барабан портит все дело," или "Деннис, в этой басовой партии, тебе просто нужно поменять естами пару нот и все получится. Так что оставим этот вариант." Он знал наверняка, в какой момент ему надо вмешаться. Он также умел грамотно записать бас, даже хотя обычно я считал, что бас можно прописать и более “жирно”. Он знал в этом толк, и можно услышать каждую сыгранную мной ноту. Я не сыграл ни одной ноты, ни на одной записи которую нельзя распознать, и это необычно. Сколько групп той эры могут сказать тоже самое? Лишь единицы, но большинство этих групп на своих записях запороли басовые партии.

Это большой комплимент. Я считаю, что я отличаюсь от них, в плане техники. Я хочу сказать, что у Джона Энтвистла была безупречная техника, как и у Криса Сквайра. Я расцениваю твои слова как комплимент, потому что я считаю их басистами новаторами. Я считаю, что в плане игры на бас гитаре я также в чем-то похож на Пола Маккартни, мне нравилось сочинять свои партии с обратными мелодиями – или, по крайней мере, партии с несколько иным чувством, отличным от основной мелодии. Хотя в отличие от Пола Маккартни, у меня вряд ли бы получилось петь и играть, по той же причине обратной мелодии. Моя партия баса немного не стыковалось бы с вокальной линией. Теперь, когда я играю на гитаре, у меня не возникает никаких проблем, потому что ритм соизмерим с вокалами. Это может показаться полным безумием, но я считаю, что если бы люди не были бы щзнакомы с имиджем Пола Маккартни, если бы он не был бы таким замечательным певцом и не писал бы такие великие песни, то народ назвал бы его одним из величайших бас гитаристов всех времен. Его умение играть на бас гитаре похоже, всегда будет недооценено на фоне его остальных способностей.

Если говорить о общем звучании всех инструментов, то я думаю, что мы играли в подобной манере еще когда в конце 60-х мы жили в Лос Анжелесе. Если ты послушаешь песню "Fields of Regret" (с альбома Pretties For You, 1969) то в середине брейка, ты услышишь партию, где Глен бил по струнам в связующем куплете, а затем Майкл играл свою партию, а потом вступал я и мы продолжали играть так все вместе. Я всегда стараюсь сыграть свои партии именно в такой манере, подгоняя их под саму песню. Иногда Элис выполнял, роль катализатора, но он пел в манере больше похожей на манеру Барта Бакара. Он делал орестровку наших партий в репетиционной комнате, когда мы сочиняли песню. Ему нравилось выделять партии Майкла, Глена и мою партию, вот так [смеется]. Также очень важно было то, что Майкл и у Глен играли на гитарах совершенно разного строя и в совершенно разной манере, и вместе с тем они дополняли друг друга. Я считаю, что они вдвоем были одним из крутейших гитарных дуэтов на сцене. Мне трудно похожую связку гитаристов. Временами у меня рождались такие партии котрые, как я сам считал, могли перегрузить контекст песни. Я думал, "Наверное, я не должен играть эту басовую партию, которая слишком выделяется на общем фоне." Но потом, я обычно говорил сам себе, "Так или иначе, я сыграю здесь эту партию," потому что мне этого хотелось [смеется]. Я не играл так для того, чтобы выделится, стать соло бас гитаристом. Я был всего лишь басистом, который не боялся выделять свою партию.

Видишь ли, когда мы появились, народ еще не был готов к шоку. Теперь, когда есть такие артисты как Мерилин Менсон, то что мы творили, по сегодняшним меркам, кажется безобидными игрушками, потому что нам приходилось шокировать публику в соответствии с жестокими рамками цензуры. Когда мы должны были где-то выступать, промоутеры могли удержать наш гонорар и не выплатить нам полную сумму, если со сцены звучали какие-то скарбезные призывы, происходили какие-то развратные действия и т. д. На концерт могли прийти представители общества спасения животных для того, чтобы убедится, что мы не замучили не одной зверюшки – что мы никогда не делали. Могла припереться пожарная охрана, потому что они где-то услышали, что мы будем использовать на сцене пиротехнику и все в таком же духе. Вот в каких условиях нам приходилось шокировать публику. Но это был настоящий шок. Я хочу сказать, что в те времена, можно было шокировать лишь только одним названием группы – АЛИСА КУПЕР. Это уже был вопиющий скандал, вот почему группы редко снимали на видео, вот почему нас не хотели показывать по телевизору, потому что многие рекламодатели могли просто потерять свою работу. Мы были шокирующими, мы были вопиюще скандальными, но сейчас вспоминая все это, трудно себе представить какой эффект мы оказывали на общество.

Давай я расскажу тебе историю о Майке Уотте, которого Джо Бакард пригласил на наше выступление в Нью Йорке. Он пришел со своей бас гитарой EB-3 и воскликнул, "Не могу поверить, что здесь присутствуют два моих любимых басиста!" Он сказал, "Я играю на этой бас гитаре из-за тебя! Ты должен послушать меня, ведь я играю в твоем стиле" – и я воспринял его слова как комплимент, потому что он очень хороший басист [смеется]. Но я понимал о чем он говорит. Он говорил, "Ты самый первый басист который заиграл аккордами." Тоже самое говорит и Джо Бакард. Но на самом деле, я никогда не играл аккордами; я лишь играл пятыми долями, так что я играл 2 ноты одновременно. Я делал это потому что аккоррды как правило перегружают колонки. Если ты берешь полный аккорд, тем самым ты загрязняешь звук. На "Gutter Cat," я в основном играю на двух верхних струнах, тоже самое, я делаю в рифе песни "Dead Babies". Поэтому сложилось мнение, что я играю аккоррдамиs, даже не смотря на то, что, по моему мнению, я играю отдельные фразы [именно такая манера определила мое звучание]. Даже многие басисты, которые играют первые песни группы Alice Cooper, когда я слышу, как они играют мои партии, они не могут играть отдельными фразами. Например, партия перед припевом в "I'm Eighteen," где я играю высокую басовую партию, они играют в нижнем строе, играют аккорд A, на октаву ниже, в силу того основная задача басиста создавать основу композиции. Меня это не сильно волновало, потому что Нил прекрасно мог удерживать основу. Я мог остановиться, а основа большинства композиций группы Alice Cooper так бы и не изменилась.

У нас есть телепатическая связь. Я точно знаю, чем он собирается заняться, и наоборот. Когда я играю с Нилом, мы чувствуем себя как дома. Это неповторимо. И когда я слышу, как другие люди играют наши песни, какими бы хорошими музыкеантами они не были, при этом всегда теряется какой-то важный, ключевой элемент.

В самом начале нашей карьеры мы только и делали что импровизировали. Потом, когда мы начали играть в больших залах, мы решили, что нам надо создавать более надежный костяк композиций. Мы оставляли пространство для некоторой импровизации, импровизировали с присущей тому времени манерой, но мы делали это по своему. Например, во время гитарного проигрыша, если Майк делал гитарнеый проигрыш, он мог играть пока это его увлекало, или же он играл в соотвествии с настроем публики, а потом он мог намекнуть нам, что надо вернуться к основной теме песни и мы тут же возвращались, не то что во времена когда мы только начинали играть, тогда мы не представляли куда нас может завести эта самая импровизация. Лично мне хотелось, чтобы группа почаще импровизировала. Мне хотелось, чтобы мы были немного абстрактной, импровизационной группой, в которой никто не знал бы чем закончится та или иная импровизация, и на каждом новом концерте мы играли бы все иначе. Мы сохранили дух импровизации на наших шоу, но это не всегда было уместно. Когда мы начали играть на больших стадионах, нам хотелось убедится, что публика будет уходить с концерта с осознанием того, что они увидели профессиональное шоу. Так что, Глен мог делать гитарный проигрыш так долго, как ему этого хотелось, и мы делапли это на разных концертах. Если он начинал играть другой ритм, я, Нил могли подключится к его импровизации и совершенно внезапно все разыгрывалось по не предсказуемому сценарию. Но он намекал нам, что возвращается к основной теме. Во время концерта, и даже на гастролях в поддержку Billion Dollar Babies, мы могли сыграть, скажем, концовку песни "My Stars" когда Глен подключал свою примочку Echoplex, и эта композиция приобретала очень воздушный, космический оттенок. Мы играли так, пока нам это не наскучило. Потом Майкл мог сыграть грандиозную концовку, которую нам пришлось разучить. И всегда это была импровизация с жесткой структурой. Играть такие концовки мы научились еще в начале нашей карьеры. На одном из первых концертов кто-то подошел к нам и сказал, "Вы классно играете, но каждый раз, когда вы обрываете песню, создается впечатление, что у вас просто нет концовки, а именно по концовке вас и запомнит публика." Все что помнят зрители – это угарную концовку. И с тех пор мы уделяли особое внимание концовкам песен. И наша музыка продолжала развиваться на сцене. Если же мы записывались, сама запись была как моментальный фотоснимок, потому что "I'm Eighteen" и ряд других песен могли развиваться на основе той версии, которая бала записана в студии. Эти песни изменялись на сцене буквально, на каждом турне. Одна пересня перходила в другую и так далее. В начале карьеры мы гордились нашими поппури, потому что у нас было гораздобольше песен, чем мы могли сыграть за один вечер. Мы могли играть попури на песни Rolling Stones и Beatles, и мы классно это делали --- особенно Майкл Брюс. За несколько лет у нас накопилось мнолжество песен, которые мы начали, но так и не закончили. Вот так и родилась тема "Halo of Flies". По сути "Halo of Flies" – это попури из эмбрионов – мы называли эти загтовки эмбрионами – вот как все было. Просто мы расписывали все эти загтовки на классной доске и называли отдельные части, и на это нам требовалось несколько часов после обеда.

Ты знаешь, почему мне нравится эта песня? Потому что ее любил Глен Бакстон. Глен так классно играл на ней, и он так здорово сыгрался с теми трубачами из Нью Йорка, джазменами которых мы пригласили поиграть на этой дорожке. Они замечательно поняли друг друга. Каждый раз, когда я слышу эту песню, я с ностальгией вспоминаю Глена. Мне нравится, как он сыграл на "Blue Turk." Если же говорить о моей джазовой манере в этой песне, то на самом деле, я называю это псевдо джазом [смеется]. Мне нравятся такие джазмены как Стенли Кларк, но сам я не джазист. На репетициях, Майк Брюс, Глен и я начинали мыслить как битники и затем мы играли эти короткие джазовые фрагменты, так, разнообразия ради, когда ты целый день играешь хард рок. Этот простой кусочек родился из гитарных упражнений. Это типичнейшая для джазиста басовая партия, электрогитара вместо партии пианино.

Я никогда не забуду, как группа Alice Cooper играла у двери ведущей в спальню Френка Заппы и получила за это контракт на запись.

Мы прибыли на место в 9 часов утра, потому что в тот день мы пообещали дать два концерта, но так и не дали. В то время Элис встречался с мисс Кристин из группы GTO, которая также была приходящей няней Moon Unit. Она сказала, "Завтра Френк будет дома." И мы ответили "Великолепно! Так мы заедем?" На что она нам, "Давайте договоримся на 9 часов. Я спрошу у него, и перезвоню вам, если возникнут какие-то проблемы." Хорошо, мы приехали в 9 часов утра вместо 9-ти часов вечера [смеется], притащили весь свой аппарат, установили все у дверей спальни Френка и начали играть. Его дверь приоткрылась, а потом он просунул в дверь свою голову и закричал, "Хватит, кончайте!" Потом он снова высунул свою голову и сказал, "Дайте мне выпить чашечку кофе, а потом я вас послушаю." И после прослушивания, он подписал с нами контракт. Потом, я прекрасно помню как мы играли в первом отделении у Led Zeppelin на их самом первом шоу в США в клубе Whisky A Go Go [в Лос Анжелесе]. Должно быть это было в 1969. Концерт на стадионе Hollywood Bowl были тоже замечательными, просто потому что тем шоу мы отметили свое возвращение в Лос Анжелес, вернуться в этот город успещной группой, когда мы в свое время уезжали оттуда и голодали. Все были на том шоу, в том числе и Элтон Джон. Понимаешь, Элтон Джон не написал ни одной песни в стиле глиттер рок, пока не увидел нас в тот вечер. Он только и делал, что восхищался нашими сценическими костюмами [смеется]. Мне также нравится этот парень, Тревор [Болдер], басист группы Девида Боуи Spiders From Mars. Он рассказывал о том, как они были блюзовой группой, а Девид Боуи пытался склонить их играть глем. Они не хотели, тогда он заставил их сходить на наше шоу в Лондоне, и тогда они решили, что можно играть глем и при этом классно выглядеть.

Получается что так, я думаю, что это моя жена придумала глиттер рок. [для тех кто не в курсе, жена Денниса Синди, родная сестра Нила. В начале их карьеры, Синди была костюмером группы, а также была танцовщицей на гастролях Billion Dollar Babies.] Именно она откопала эти хромовые ткани, а мы были достаточно развязными ребятами, чтобы носить костюмы из этой ткани, когда все остальные хотели отделать нас [смеется]. Был еще один незабываемый момент, когда мы подыгрывали Джину Винсенту в Торонто, на фестивале Rock & Roll Revival. Это просто не возможно забыть, точно. И один из моих любимых концертов состоялся сразу же после того, как мы отыграли на фестивале в Торонто. Нас пригласили выступить в одном из местных клубов, потому что им пришлось пригласить людей, которым нужно было где-то переночевать, и они принесли с собой свои спальные мешки, и разбили лагерь прямо в клубе. Владелец этого клуба нанял нас поиграть, он рещил, что Алиса Купер это такая девчонка, фольк певичка. Мы приехали, а он спрашивает, 'Минуточку, подождите, а где же Алиса?" А мы ему в ответ, "Мы уже приехали, это мы Алиса, а он нам, "Не, ребята, ни за что!" Мы пообещали ему, что мы не будем сильно никого тут шокировать своим шоу, но мы обманули. И вот мы вываливаемся на сцену, а вся публика в зале спит в своих спальных мешках.

Прежде всего, если вы очень хотите стать преуспевающим басистом, не прислушивайтесь к сторонему мнению. Совет – не сдерживайтесь и подчинитесь этому магическому желанию. Понимайте, когда надо пойти на компромисс, а когда надо быть верным себе, это очень важно. Очень часто, я обнаруживаю, что когда я обдумываю какую-то замечательную идею, и похоже, что я единственный кто до этого додумался, если я отказываюсь от этой идеи, либо когда я потом возвращаюсь к ней, и подбрасываю эту идею другим, чтобы они сами разработали ее, или на следующий день я понимаю, что это была не настолько крутая идея. Очень часто можно услышать о том, что из-за такого инциндента распаются группы. Я считаю, что лучше бросить все и вернуться. Так можно заново оценить, насколько важна была та или иная идея. Какая-то партия не настолько важна, чтобы из-за нее распадалась целая группа. Френк Заппа сказал; если вы уже давно играете вместе, вас ждет признание. Многое просто зависит от способности работать вместе. Это тяжело и это может означать большой компромис. И еще, просто садитесь каждый день, так, шутки ради, и по полчасика занимайтесь на инструменте. Очень трудно сделать ставку на практические занятия, потому что если вы начинаете играть с легкостью, то можно преодолеть и все остальное. К тому же, если ты играешь с музыкантами которые играют лучше тебя, то ты быстро совершенствуешься, чем если бы ты работал с музыкантами которые играли бы хуже тебя, или также как ты.

Это замечательные ребята. Ты знаешь, я и представить себе не мог. Я почувствовал себя совершенно вычеркнутым из истории пока 5 или 6 лет тому назад не попал в больницу. Я был в плохой форме. Но мне просто не верилось, какое огромное количество писем я получал от фанатов со всего мира, а также, сколько я получаю из-за того, что теперь есть интернет. Именно тогда я по настоящему понял, что так много народу до сих пор помнят оригинальную группу, и ради этого действительно стоит жить. О больше я и не мечтаю. Я постоянно думаю о музыке. Я был одержим этим искусством. У меня до сих пор все те же задачи, которые я всегда ставил перед собой, а именно создать на бас гитаре последнюю, самую уникальную бас партию, и принсти в песню что-то кардинально новое, новаторское. У меня не всегда это получается, но это моя неизменная цель.